Велор Сильвер - Убейте меня

— Иди за мной в стайку и прикрой дверь.

На ходу мама одела халат и поискала в карманах перчатки. Корова встала у кормушки. Нужно было привязать ее за рога к специальной балке. Это делалось для того, чтобы корова не ударила рогами мать. Такое бывает, крайне редко, но я всегда подстраховываюсь. Ведь рогами она может попасть матери в висок или глаз.

Когда мама поставила табурет и села, я подал чистое ведро.

— Открой мою сумку и забери свой подарок!

Я не ожидал. Мама улыбалась. Тихонько потянув за молнию, я вытащил на свет белую коробочку.

— Открой!

Мне ужасно не терпелось ее раскрыть. Прям разорвать упаковку на мелкие части. Но я не сделал этого.

— Смелей!

Отложив сумку в сторону, я все-таки открыл коробочку. Внутри лежал маленький фотоаппарат. Он работал на батарейках и фиксировал кадры на пленку.

Невероятно. Это была очень дорогая вещь. Она стоила как маленький телевизор. Я восхищенно изучал свой подарок, не смея вздохнуть.

— Нравится?

Я быстро кивнул. Потом опомнился и, склонившись, обнял мать.

— С днем рождения, сыночек!

Она была растрогана. Ведь не на все дни рождения она дарила мне подарки. Просто не всегда были деньги в семье.

— Сыночек, я очень хочу, чтобы ты фотографировал свои спичечные замки. Если с ними хоть что-нибудь случится, ты сможешь любоваться ими на снимке. Да и я тоже!

Я чмокнул ее в щеку и посмотрел в глаза. Мне так хотелось сказать слова благодарности, как сильно я благодарен ей за внимание. Уверен, она знала об этом:

— Еще я заказала соседке красивый фотоальбом. Она утром уедет в город и купит. В нем ты сможешь хранить все снимки.

Я отстранился и снова посмотрел на свой подарок. Пальцем потянул за край и раздался тихий щелчок. Внутри лежала пленка.

— Новые пленки я буду покупать по мере надобности, так же как и батарейки. Все использованные пленки отдавай мне. Я буду ездить в город и проявлять их.

Я кивнул в знак согласия. Все было просто чудесно. Подарок был замечательным. Мама радовалась за меня.

Подняла ведро и стала доить корову. Я включил фотоаппарат и сделал первый снимок. Эта фотография до сих пор хранится у меня на рабочем столе. Я сделал ее черно-белой и поставил в кожаную рамку.

В свои двадцать девять лет мать выглядела невероятно молодо. Словно ей было семнадцать. Излишняя худоба, огромные как озера серые глаза и копна белокурых волос. Она была очень красива.

Сейчас, когда знакомые мужчины видят этот снимок, то спрашивают, что за супермодель? Знаком ли я с ней?

Скрывая улыбку, я переворачиваю рамку с фотографией и с гордостью отвечаю, что это моя мать. Естественно, мне никто не верит.

03 июня 1989 года

Этим днем я проснулся очень рано. Часы пробили шесть утра. В какой-то момент я смотрел на стену, затем закрыл глаза. Громкий вздох за стенкой заставил меня снова открыть глаза.

Теперь я расслышал тихий мужской голос и женский вздох. Все это доносилось за стенкой родительской спальни.

Я выпрямился в постели и прислушался. Тревога охватила меня. Вдруг отец мучает мать и делает больно. Вдруг ей нужна помощь.

В этот момент я сильно пожалел, что оставил свой нож на улице. Эх, сейчас бы его сюда. Отец ответит за боль, которую причиняет всем нам. Я бы мог и дальше терпеть его побои, но за мать готов убить.

Снова послышался женский вздох, такой тихий и протяжный. Я в недоумении посмотрел на стену, что разделяла наши комнаты. Это не было похоже на боль. Не понимая, что все-таки происходит, я поднялся с постели и направился к двери. Приоткрыл немного и заглянул в коридор.

Дверь в родительскую спальню была закрыта. За ней слышался какой-то настойчивый скрип. Стоны становились частыми и громкими. Вместе с ними мне удалось расслышать мужской рык. Именно рык, как у зверя.

У меня все похолодело внутри. Страшная догадка осенила меня. Мой отец — оборотень. Волк. Ведь только волки могут так рычать. Значит, он хочет убить мою маму. Забрать ее у меня.

Не думая о последствиях, я стал ломиться в их дверь. Стучать кулаками и кричать, чтобы открыли.

Дверь распахнулась не сразу. На пороге стоял отец в одних семейных трусах. Волосы взъерошены, в глазах дурман и вместе с ним злость. Словно из его рук только что отняли лакомый кусок. Он был взбешен.

При виде меня растерялся, но быстро взял себя в руки и прорычал:

— Какого черта ты ломишься, гаденыш?

Я хладнокровно отступил в сторону и поискал глазами мать. Она лежала в постели, прикрывшись одеялом. Мать не выглядела раненой. На белых простынях я не заметил крови. Она с тревогой и смущением смотрела на меня, а я смотрел на нее. Она покраснела: