Даниэль Клугер - Летающая В Темных Покоях, Приходящая В Ночи

…Тело сапожника нашли лишь вечером. Выражение предсмертного ужаса навсегда исказило черты его безжизненного лица. Но более всего удивило тех, кто его обнаружил, что на плечи покойника, наподобие талеса, наброшен был кусок грубой холщовой ткани — из каких обычно шьют саваны. По этой ткани, да потому еще, что была она сшита по краю грубыми стежками, старая знахарка Шифра и определила, что Гершеле попал в миньян покойников. После такого человек уже не может их покинуть, ибо миньян должен сохраняться. Но рыдающей Двойре она ничего не сказала. Только велела ей и прочим немедленно вылить всю воду, которую держали яворичане в бочках и кадушках, ибо никто не знает, в которой именно посудине ангел смерти, прилетавший за душой Герша-сапожника, ополоснул свой отравленный нож.

Теплым летним вечером, вскоре после захода солнца, но задолго до того, как темнота упала на крыши домов, в местечко Яворицы въехала коляска, в которую была запряжена пара сытых гнедых лошадок. Коляска принадлежала габаю здешней синагоги Аврому-Ицхаку Фишеру, он же сидел на козлах и с нескрываемым высокомерием смотрел на высыпавших навстречу яворицких евреев. Что же до его пассажиров — молодого виленского раввина Якова-Лейзера Гринберга и его жены Шейны-Фрумы, — то они были немало смущены внезапным и неприкрытым вниманием. Габай, несмотря на неприступный свой вид, понял их состояние и счел нужным объяснить:

— Реб Яков, — сказал он, повернувшись к раввину, — вы не стесняйтесь. Просто Яворицы долго оставались без раввина. Как старый Шмуэль Коган умер — а тому уже без малого три года прошло, — так никто и не приехал.

— Почему? — поинтересовался Яков-Лейзер.

Габай пожал широкими плечами.

— Кто его знает, — уклончиво ответил он. — Может, не хотели в такую глушь забираться. Может, еще что-нибудь. Не могу сказать. Мы писали многим. Вот, и учителю вашему в ешиву [5] Высшее религиозное учебное заведение. «Симхэс-Тойрэ» написали — так он нам посоветовал вас просить. Сказал, что вы сразу же согласились. Правда?

— Правда, — ответила за мужа ребецен Шейна. — Мы с мужем решили: нехорошо, чтобы столько евреев, да еще в наше опасное время, ходили за десятки верст по всякому поводу.

Авром-Ицхак одобрительно кивнул и замолчал, вновь уставившись на дорогу.

Через какое-то время коляска остановилась у большого двухэтажного дома на краю местечка, рядом с рекой Долинкой.