Клайв Баркер - Искусство

– Что ты сказал?

– В тебе слишком много от обезьяны. Я не могу открыть тебе тайны, которые храню. Они — слишком мощное оружие, они опасны. Ты не знаешь, что с ними делать. В результате ты загадишь Субстанцию ребяческими амбициями. А Субстанцию нужно оберегать.

– Я сказал… Я не уйду отсюда с пустыми руками. Я дам тебе все, что ты хочешь. Все, что у меня есть. Только научи.

– Ты отдашь мне свое тело? — спросил Киссун. — Отдашь?

– Что?

– Это единственное, что ты можешь продать. Так ты отдашь мне его?

Этот ответ смутил Яффе.

– Тебе нужен секс?

– Господи, нет.

– Тогда что? Не понимаю.

– Твоя кровь и плоть. Сосуд. Я хочу занять твое тело. Яффе смотрел на Киссуна, Киссун — на него.

– Ну так как? — сказал старик.

– Ты же не сможешь влезть в мою шкуру?

– Смогу, если ты ее освободишь…

– Я тебе не верю.

– Яффе, уж тебе-то, единственному из всех людей, не пристало говорить «не верю». Необычное — это нормально. Существуют временные петли — и мы сейчас находимся как раз в такой. В наших головах живут армии, готовые вступить в бой. Между ног у человека есть солнце, а в небе — влагалище. Правила написаны для всех сфер.

– Правила?

– Молитвы! Чары! Магия, магия! И ты прав, Субстанция — это ее источник, а Искусство — замок и одновременно ключ от замка. Ты думаешь, мне трудно влезть в твою шкуру? Неужели ты ничему не научился?

– Ну, допустим, я соглашусь…

– Допустим.

– Что случится со мной, если я отдам тебе тело?

– Ты останешься здесь. Как дух. Это какой-никакой, но все-таки дом. Потом я вернусь. И ты получишь обратно свои плоть и кровь.

– Зачем тебе мое тело? — спросил Яффе. — Оно ни к черту не годится.

– Это мое дело, — ответил Киссун.

– Я хочу знать.

– А я не хочу отвечать. Если тебе необходимо Искусство, делай по-моему. У тебя нет выбора.

Поведение старика, его надменная усмешка, манера пожимать плечами и прикрывать глаза — словно он не хотел впустую тратить взгляды на гостя, — напомнило Яффе Гомера. Эти двое были бы славной парочкой — тупой люмпен и хитрый старый козел. При мысли о Гомере Яффе сразу же вспомнил о ноже в своем кармане. Долго ли придется кромсать иссохшую плоть Киссуна, прежде чем боль заставит того говорить? Потребуется ли отрубать ему пальцы, сустав за суставом? Если да, Яффе готов. Он отрежет старику уши. Выколет глаза. Он сделает все, что потребуется. Поздно вспоминать о брезгливости, слишком поздно.

Его рука скользнула в карман и сжала нож.

Киссун заметил это движение.

– Ты так ничего не понял, да? — спросил он, и его глаза заметались, будто быстро пробежали по невидимым строчкам, написанным в воздухе между ним и Яффе.

– Я понял больше, чем ты думаешь, — сказал Яффе. — Я понял, что я недостаточно подхожу тебе, я слабо — как ты сказал? — развит. Точно! Я слабо развит.

– Я сказал, что ты недалеко ушел от обезьяны.

– Да, сказал.

– Я оскорбил обезьяну.

Яффе сжимал нож. Он начал вставать на ноги.

– Не посмеешь, — сказал Киссун.

– Ты машешь красной тряпкой перед быком, — сказал Яффе, приподнимаясь, и голова у него закружилась от усилия, — когда говоришь мне, что я не посмею. Я уже кое-что повидал… и кое-что сделал. — Яффе вынул нож из кармана. — Я тебя не боюсь.

Глаза Киссуна перестали бегать и остановились на лезвии. На лице его не было удивления, как у Гомера, но на нем был написан страх. Когда Яффе это заметил, он задрожал от удовольствия.

Киссун поднялся на ноги. Он был намного ниже Яффе, почти карлик, весь перекошенный, словно ему некогда переломали все кости и суставы, а потом в спешке собрали обратно.

– Тебе нельзя проливать кровь, — торопливо сказал он. — Только не в Петле. Это одно из правил: здесь нельзя проливать кровь.

– Слабак, — сказал Яффе, обходя очаг и приближаясь к жертве.

– Я говорю правду. — Киссун улыбнулся странной, почти презрительной улыбкой. — Для меня вопрос чести — не лгать.

– Я год проработал на бойне, — сказал Яффе. — В Омахе, штат Небраска. Ворота на Запад. Целый год рубил мясо. Я знаю свое дело.

Теперь Киссун выглядел совсем напуганным. Он прижался к стене хижины, разведя руки в стороны. Он напомнил Яффе героиню немого фильма. Глаза Киссуна широко раскрылись — огромные и влажные. Как и его рот — тоже огромный и влажный. Старик больше не грозил, он только дрожал.

Яффе подался вперед, и его рука сомкнулась на цыплячьей шее Киссуна. Пальцы сжались сильнее и впились в сухожилия. Потом Яффе поднес другую руку с ножом к левому глазу Киссуна. Дыхание старика смердело, как газы больного человека. Яффе не хотел вдыхать эту вонь, но деваться было некуда. Едва он сделал вдох, он понял: его провели. Это было не просто прокисшее дыхание. Что-то еще исходило из тела Киссуна и пыталось просочиться в тело Яффе. Он отпустил шею старика и отступил.