Джон Карр - Бесноватые

И он глянул ей прямо в глаза, заблестевшие от ужаса.

– Вы поняли меня, Пег? Если да, кивните один раз, как сделал бы дух, в которого я имею сильное искушение вас превратить.

Сейчас он не только слышал ее дыхание, но и ощущал его под пальцами. Девушка слегка дернула шеей, отведя голову назад, что должно было означать кивок.

– Теперь слушайте. В фойе Ковент-Гарденского театра висит портрет Анны Брейсгердл, знаменитой старшей сестры Ребекки. Под ним выгравированы даты рождения и смерти: 1676—1748. Вы не могли видеть этот портрет: дамы не допускаются в фойе, если только они не актрисы, то есть уже не дамы. Женщина на портрете напоминает Пег Ролстон, но не настолько, чтобы это сходство поразило кого-нибудь, кроме человека, питающего к вам те же чувства, что я.

Пег, ну перестаньте вырываться.

Я не был знаком с дедом, сумасшедшим Томом Уинном. Он перерезал себе горло в турецких банях, когда я был ребенком и за четыре года до вашего рождения. Произошло это из-за того, что неверная Ребекка покинула его и ушла к человеку гораздо более молодому. Эта история была мне хорошо известна. Чего я не знал – поскольку одни не могли мне этого рассказать, другие не хотели, – так это имени молодого человека. И еще возраста женщины, поэтому я всегда считал, что она на год или на два моложе своей сестры. Ходили слухи, что есть какой-то портрет, написанный Неллером [54], но его никто не видел.

Джеффри замолчал.

Дыхание девушки стало спокойнее. Ужас в ее глазах сменился любопытством. Джеффри убрал пальцы с ее горла.

– В пятницу вечером там, в комнате наверху, я наткнулся на портрет Ребекки Брейсгердл. Но это был также и ваш портрет – во всем, до последней черточки. Но к потрясению моему добавилось чувство недоумения. Женщина на портрете была одета в придворное платье времен короля Вильгельма. Мертвая старуха могла бы быть вашей бабушкой, но никак не матерью. Если же она была вашей бабушкой, то помоги мне сатана разобраться в ваших семейных связях! С чьей стороны бабушка! Через кого? Каким образом, особенно если учесть смещение поколений? Это не просто загадка, это – абсурд. Вы понимаете?

– Я…

– Молчите и слушайте!

– Я-то понимаю, – выдохнула из себя Пег. Она так и стояла, вплотную прижавшись спиной к стене, впиваясь взглядом в его лицо. – Но и вы, я надеюсь, не обманулись?

– Мне действительно пришло в голову, что эта женщина может быть на десяток лет моложе, чем я думал, и что платье времен короля Вильгельма на самом деле относится ко времени царствования Анны [55]. В таком случае она могла бы быть вашей матерью. Что же касается мужчины, замешанного в этой истории…

– Вы имеете в виду моего настоящего отца? Тогда так и говорите.

– Да. Именно его я и имею в виду. Вашим отцом вполне мог быть сэр Мортимер Ролстон. Но уверенности у меня не было вплоть до вчерашнего дня, когда я прочел собственноручное признание покойной. Как дурак…

– Почему «как»?

– Ладно, ладно. – Рука Джеффри вновь оказалась на горле девушки. – До того я не был уверен. Если миссис Крессвелл чем-то и угрожает сэру Мортимеру, думал я, так это только тем, что разоблачит его участие в якобитском заговоре с целью свержения ганноверской династии и замены ее принцем Чарлзом Эдуардом из дома Стюартов. О якобитах много болтают, но все это несерьезно, и никто не обращает внимания на эти разговоры. Тем не менее у сэра Мортимера были средства, возможности, а может быть, и желание участвовать в серьезном заговоре. В моем присутствии миссис Крессвелл как-то хитро намекнула на якобитов. И я подумал, что одного намерения недостаточно для того, чтобы заставить его так заискивать перед миссис Крессвелл.

– Но ведь на самом деле он не замешан ни в каком заговоре? – воскликнула Пег.

– Нет, не замешан. Я просто недооценил, насколько он любит вас. Но затем – как это ни забавно и ни прискорбно – я недооценил мои собственные чувства.

– Ваши собственные?

– Над нами висела память о сумасшедшем Томе Уинне. Судья Филдинг знал (и говорил), что мой отец, Джеффри Уинн-старший, совершал безответственные поступки. Если любовницу Тома Уинна отбил его сын, у сумасшедшего Тома были причины покончить с собой. А если вы были дочерью Ребекки Брейсгердл, то вы могли быть моей сестрой. Хотя я и отрицал такую возможность, но очень ее опасался. Тем не менее – по закону ли, против ли, сестра вы мне или не сестра – я решил жениться на вас, вопреки Богу или дьяволу. Все эти домыслы, Пег, – плод нашего воображения; в действительности ничего подобного нет. И вам не надо пугаться. И, по крайней мере, вы знаете теперь о моих чувствах к вам.