Эндрю Найдерман - Адвокат дьявола

Стоило ей остановить на нем свои карие, орехового оттенка, глаза, приподнять плечико и сказать это, заменив "Сэма" на "Кевина", как у него что-то проворачивалось в желудке и сердце сжималось, словно сдавленное чьей-то невидимой рукой. Она могла делать с ним, что угодно, – он согласился бы надеть ошейник и ходить у нее на поводке, подчиняясь беспрекословно. Не было ничего, что бы он ни сделал для нее.

– Я женолюб, – признавался он ей. – Редко встречающийся грех чрезмерного обожания супруги. С того момента как я тебя встретил, я преступил первую Заповедь: "Не сотвори себе Бога иного".

Они познакомились на вечеринке в фирме "Бойл, Карлтон и Сесслер", состоявшейся в честь открытия новой конторы в недавно отстроенном здании в Блисдейле. Мириам пришла с родителями. Ее отец, Артур Моррис, был лучшим дантистом Блисдейла. Санфорд Бойл представил Кевина ей и ее родителям, и с этого момента они так и прилипли друг к другу, обмениваясь улыбками и взорами, и беспрерывно болтали до самого конца вечеринки. Они уже не могли расстаться. Мириам приняла его приглашение поужинать вместе, и у них завязался бурный роман, который быстро набирал обороты. Не прошло и месяца, как он сделал предложение.

Теперь, когда они сидели в любимом баре, наслаждаясь победой, Мириам отмечала изменения, произошедшие с ним со дня их первой встречи.

"Как он возмужал", – думала она. Кевин выглядел значительно старше своих двадцати восьми лет. Зрелость, спокойное достоинство и даже самоуверенность в зеленых нефритовых глазах, в жестах наводили на мысль о куда большем возрасте и жизненном опыте. Подтянутая фигура, атлетическое сложение вызывали симпатию с первого взгляда. Кевин был весьма энергичен, его часто обуревали сильные эмоции, но он умел сдерживаться и контролировать себя.

Ее обожаемый муж был настолько респектабелен и амбициозен, что она часто поддразнивала его словами из старого шлягера, сингла Рэя Дэвиса "Очень респектабельный мужчина".

– Скажи, о чем все-таки ты думала там, на процессе? Разве ты не испытывала хоть ма-ахонь-кой гордости за меня?

– Ох, Кевин, я не говорю, что я не гордилась тобой. Ты был... профессионален, уверен в себе, – отозвалась Мириам, не в силах избавиться от этого наваждения: заплаканного лица перепуганной девочки. Оно до сих пор стояло у нее перед глазами. Она снова и снова переживала эти приступы паники в глазах ребенка, когда Кевин угрожал раскрыть их детские секреты. – Только я считаю, что ты мог найти другой способ выиграть дело, не обязательно было запугивать ребенка. Ты же профессиональный адвокат.

– Верно. Однако я вынужден был поступить именно так. Не забывай, Барбара Стенли занималась точно таким же шантажом. Я дал ей прочувствовать на себе, что это такое – когда тебя запугивают, угрожая раскрыть твои тайны и выставить на позорище.

– Все равно... мне было ее так жаль, – почти всхлипнула она. – Ты так... терзал ее.

Кевин побледнел. По идее, он мог бы вспыхнуть, рассвирепеть от таких слов, но перед ним была женщина, которую он любил и почитал превыше всего на свете.

– Вообще-то, это не я выдвинул обвинения, – напомнил он. – Это сделал Марти Баам. Ведь он вызвал Барбару Стенли в суд и подверг перекрестному допросу. Я только защищал свою клиентку, ее права и прежде всего думал о ее будущем. Я, так же как и ты, люблю детей. Но иногда и ребенка следует проучить.

– Но, Кевин, что, если она подучила других дать показания лишь потому, что боялась идти в суд в одиночестве?

– В таком случае надо пересматривать судебные законы, которые допускают присутствие ребенка в зале суда в качестве свидетеля обвинения. Я тут ни при чем. Сколько раз я говорил тебе, Мириам, я всего лишь защитник, адвокат. Мое дело – защищать людей. А какими средствами я при этом пользуюсь – никого не волнует. Я просто делаю свою работу – и все. Ты понимаешь это, дорогая?

Она кивнула. Собственно, а что ей еще оставалось...

– Ну и как, по-твоему, я выглядел сегодня в суде, – приосанился он. – Неужели ты мной хоть чуточку не гордилась?

Он снова прислонился к ней и потерся плечом.

Она улыбнулась.

– Ты похоронил в себе актера, Кевин Тейлор. Все эти вопросы, позы, развороты. Мне временами казалось, что я вижу какой-то танец, с движениями, напоминающими не то ритуальную пляску у костра, не то что-то круче.

– Что значит – круче?

– От этого отдает... – призналась она, – какой-то магией. Недаром у вас, юристов, это называется – процесс. А как ты сверкал глазами... – она рассмеялась. – Брр, просто жуть. Тебя, наверное, можно выдвигать на "Оскара".