Джозеф Ле Фаню - Любовник-Фантом (сборник)

Сама карета, впрочем, не опрокинулась; однако обе передние лошади упали наземь. Форейторы спешились, двое слуг с видом заправских кучеров суетились рядом. В окне кареты, оказавшейся в столь плачевном положении, мелькнул волан прелестной шляпки и женское плечико. Совершенно очарованный, я решился играть роль доброго самаритянина: остановил лошадей, выпрыгнул из кареты и передал через моего слугу, что рад буду оказать любую необходимую помощь. Дама обернулась, но — увы! — лицо ее скрывала густая черная вуаль, так что я не увидал ничего, кроме узора брюссельских кружев.

Почти в то же мгновение даму в окошке кареты сменил худой старик. Ему, видимо, нездоровилось, так как в столь жаркий день он был до самого носа укутан черным шарфом, скрывавшим всю нижнюю часть лица. Он, впрочем, выпростался на минуту из этого кокона, дабы излить на меня поток истинно французских благодарностей. Одной рукой он оживленно жестикулировал, другою же приподнял шляпу, обнажив под нею черный парик.

Не считая умения боксировать, без которого в те времена не обходился ни один уважающий себя англичанин, я мог бы похвастаться разве что знанием французского; поэтому, смею надеяться, ответ мой прозвучал более или менее грамотно. После наших долгих взаимных поклонов голова старика исчезла, и на ее месте снова появилась прелестная скромная шляпка.

Дама, вероятно, слышала, что к слуге я обращался по-английски, и потому тоже заговорила на моем родном языке. При этом она так восхитительно коверкала английские слова благодарности, а голосок ее был так нежен, что я еще больше возненавидел черную вуаль, скрывавшую от меня предмет моего романтического интереса.

Герб, изображенный на обшивке кареты, был весьма примечателен. Особенно впечатлила меня фигура аиста, выведенная пунцовой краскою, как принято говорить в геральдике, «по золоту щита». Птица стояла на одной ноге, а в когтях сжимала камень; поза сия, если не ошибаюсь, символизирует бдительность. Этот аист озадачил меня своей необычностью, поэтому, наверное, я так хорошо его запомнил. Были там и фигуры, державшие щит, однако какие именно, сказать затрудняюсь.

Изысканные манеры хозяев, вышколенность слуг, щегольское убранство экипажа, герб со щитом — все свидетельствовало о знатности сидевших в карете особ.

Дама, как вы понимаете, в моих глазах от этого нисколько не проигрывала. О, магия титула! Как дразнит она, как будоражит воображение! И речь отнюдь не о тех, кто стремится во что бы то ни стало проникнуть в высшее общество, кого подстегивает снобизм и чванливость. Нет! Титул — приманка и самый верный союзник истинной любви; высшее звание невольно внушает нам мысль о высших чувствах нашего предмета. Любезное словечко, походя брошенное господином, волнует сердце хорошенькой коровницы больше, нежели многолетняя преданность влюбленного в нее соседа-простолюдина; то же самое происходит во всех слоях общества. Воистину, нет в мире справедливости!

Впрочем, мой интерес подстегивало еще одно обстоятельство. Я считал, что весьма недурен собою. И был, вероятно, недалек от истины; во всяком случае, рост мой бесспорно составлял без малого шесть футов. Зачем, по-вашему, понадобилось даме самолично говорить «спасибо»? Разве муж ее, если сей почтенный старец был мужем, не достаточно расшаркался за них обоих? Чутье подсказывало мне, что дама смотрит на меня благосклонно, и через вуаль я словно бы ощущал притягательную силу ее взгляда.

Карета тем временем удалялась, шлейф пыли от колес золотился на солнце, а юный философ следил за нею пылким взором, вздыхая о растущем меж ними расстоянии.

Я велел форейторам ни в коем случае не обгонять, но и не терять из поля зрения карету, и непременно остановиться там же, где она. Мы вскоре въехали в небольшой городок; преследуемый нами экипаж подкатил к уютной с виду старой гостинице под названием «Прекрасная звезда». Здесь седоки вышли и скрылись за дверью.

Вслед за ними к гостинице не спеша подъехали и мы, и я взошел на крыльцо с манерой человека праздного и ко всему безразличного.

Несмотря на всю мою дерзость, я не решился спрашивать, в какие номера направились знатные гости. Я предпочел искать сам и заглянул сперва в комнаты справа, затем слева от входа; там их не было.

Я поднялся по лестнице. Одна из дверей была отворена, и я ступил через порог с самым невинным видом. В просторной гостиной на глаза мне тут же попалась та самая шляпка, в которую я уже успел влюбиться. Она венчала хорошенькую фигурку; женщина стояла ко мне спиною, и я не разглядел, поднята или опущена ненавистная вуаль. Хозяйка шляпки читала письмо.