Надежда Нелидова - Книга 1. Башня аттракционов

Нос как у Буратинки. Поворачивает его туда-сюда осторожно, чтобы нечаянно не застрять в прутьях решётки. Вместо рта – жуткая зияющая щель от уха до уха. Как ни странно, такие рты нынче в тренде и… чёрт, чёрт, чёрт! Пухлая корреспондентка всё на свете бы отдала, чтобы стать такой же стильной уродиной: плоской, носатой и большеротой!

Свидетельские показания соседки по лестничной площадке, домохозяйки Юлии М.

«Я шла из магазина с покупками. Увидела у дверей Лизу. Она объяснила, что никто на звонок не открывает. Что Нимфа Николаевна, наверно, ушла в поликлинику, а ключи Лиза забыла дома. Ничего подозрительного в её поведении я не заметила… Знаю её спокойной, вежливой девушкой. По крайней мере, под их дверями никогда не ошивались парни, как это бывает там, где поселилась молоденькая квартирантка.

Нет, запах газа не чувствовался. Да его и трудно было бы уловить – из мусоропровода постоянные миазмы. Сколько ни звоню в ЖЭК – безрезультатно… Времени было приблизительно три часа, четвёртый в начале».

Свидетельница Лариса Макаровна, пенсионерка.

«Я возвращалась с внуком с прогулки. Эта девица сидела на краю песочницы, чертила прутиком на песке. Когда мы проходили, она подняла голову и спросила, который час. Я сказала: четвёртый. Без чего-то четыре.

В жизни бы не подумала, что эта тварь из понаехавших, рассиживается тут, а в квартире лежит запертая, хладнокровная умерщвляемая ею женщина. Давно пора гнать из Москвы поганой метлой иногородний криминал».

Показания соседей по лестничной площадке Родиона и Марты Т.

«В пятом часу дня жена почувствовала запах газа из вентиляционного окошка. У нас плита была выключена. А через стенку находится кухня Нимфы Николаевны.

Вышли, обнюхали косяк её двери: оттуда действительно доносился специфический запах. Марта побежала звонить в горгаз. Тут я услышал из-за двери слабые стоны, которые мы поначалу не расслышали из-за собственных возбуждённых голосов.

Когда-то давно Нимфа Николаевна дала нам ключ от своей квартиры. Она ведь диабетик, всякое может случиться… К счастью, ключ нашёлся сразу – у нас с женой во всём образцовый порядок. На соседской кухне у плиты были отвёрнуты все краники, из конфорок и из открытой духовки свистело, что называется, во все дыры.

Бедняжка Нимфа Николаевна лежала посреди комнаты. Я перекрыл газовую трубу, бросился к балконным дверям и окнам – все косяки были плотно проконопачены полосами белой ткани: по-моему, разорванной простынёй.

Нимфу Николаевну перетащил к нам. Немного отойдя, она знаками показала, что происшедшее – дело рук квартирантки».

Была уже половина шестого, когда Лиза не спеша прогулялась по аллее, сходила за несколько кварталов в дальнюю булочную (потому и не слышала промчавшуюся неотложку). Решив, что прошло достаточно времени, вернулась к дому. Патрульной машины в тени деревьев она не заметила. Вошла в лифт.

Когда кабинка на её этаже открылась, сразу увидела заглядывающих через головы друг друга в раскрытую квартиру людей, спрашивающих, что случилось. Почему-то на площадке стояли грязные лужи воды.

Лиза быстро ступила обратно в кабинку, но было поздно: её заметили, замолчали и расступились перед ней.

– Несчастье-то какое, Лизочка! – бросилась к ней соседка и осеклась: к девушке с двух сторон подходили полицейские.

Она и успела только накинуть плащик и сунуть в карман расчёску.

– Можно, я возьму булку?

– Возьми, – хмуро разрешил полицейский. – Теперь долго не поешь.

Лиза сидела в одиночной камере-закутке, величиной с бельевой шкаф. Самое мучительное и стыдное было то, что её сутки не поили и не выпускали в туалет, вообще будто про неё забыли. И она, как маленькая, пописала в углу, вытерла лужицу трусиками и не знала, куда спрятать мокрый комочек.

Ночью приснился сон из детства. Мама трясущимися руками одевает сонную хнычущую Лизу, бежит с ней на руках к дверям. Отец выхватывает из её рук чемодан, срывает пальто. Мама в одном платьице в горошек, с Лизой на руках выбегает во двор, прямо под ливень.

– Чокнутая! Слабоумная! Вы без меня с голоду подохнете! – кричит отец. Но он не может жить без слабоумной чокнутой мамы. Он догоняет её, падает на колени в грязь и обнимает мамины ноги, целует облепивший их подол в горошек. Мама рыдает…

Они убежали, в чём были, на другой конец страны. Спрятались от отца на краю земли, в маленьком городке.

…Потом было медицинское освидетельствование. Лизу перевели в общую камеру, где содержалось восемь разных: визгливых и сумрачных – женщин, и воздух был невыносимо спёрт. И начали вызывать на допросы к усталой пожилой тётке-следователю.