Юрий Ищенко - Одинокий колдун

— Дата Исхода, — после паузы сказал поп. — Пока не бери в голову. Если ты не скурвишься и не умрешь, ты сам все узнаешь.

— Можно конкретно узнать, кто эта нечисть? Кто именно желает меня поймать и убить? — спросил Егор, решив больше не нервничать; понимал, что разговор важен, в первую очередь, ему самому.

— Нечисть — это обозначение всего скопленного в городе зла. Ты уже должен ощущать, что злодейств и пакостей здесь накоплено достаточно, столько, что нарушено равновесие. Я не готов достоверно говорить о нечисти, она и материальна, и метафизична, частично она сотворена языческими культами, а для меня все происки Сатаны едины. Для тебя не так, ты можешь ориентироваться и избирательно подходить к каждому порождению нечисти. А персонально против тебя и во имя Исхода живет род ведьм, с Вандой ты был знаком.

— Черт возьми, именно этого я и не хотел услышать, — расстроился Егор.

— Не чертыхайся, гаденыш! — опять вспылил поп, ухватил из-под стола палку и замахнулся на гостя. — В святом месте находишься!

— Я прошу прощения у вас и у вашего господа, — отчеканил Егор, отстранившись от палки.

— Я забываю, что и сам ты из сатанинского мира. Не мне тебя судить, — устало отмахнулся поп, успокоившись. — Тебе предстоит встреча с дочерьми Ванды. Может быть, и с ней самой, если она еще не подохла.

— Со всеми тремя дочерьми?

— Да. Сразу после того, как тебя забрала милиция, они съехали со двора. Исчезла необходимость там жить. Для Ванды и ее потомства Питер — тоже не лучшее место для проживания. Они являются ветвью древнего рода купальских ведьм и ведут отсчет своим родичам и детям из самой глубины славянского язычества. Давно, лет пятьсот назад или еще раньше, до шведов, здесь, на острове, стояла священная для ведьм дубовая роща, были вкопаны идолы, для которых убивали младенцев и устраивались оргии. Каждый год по сотне безвинных божьих созданий убивалось, а те сволочи пили их кровь и не насыщались.

— Кто пил?

— Идолы пили, твари ненасытные. Купальские ведьмы были жрицами. Страх перед ними не сравним ни с чем, их боялись и ненавидели все племена на севере Руси, а значит было за что. Ведьмы из поколения в поколение пытаются возродить свой культ, вернуть на свет божий своих идолов.

— Но если мои предшественники — колдуны, они тоже язычники. Зачем они мешали ведьмам возродить свой культ?

— Они, как и ты — стражники. Культ, проповедуемый ведьмами, был безобразен и неприемлем даже в языческом мире. И со стародавних пор появились люди, охраняющие мир от купальских ведьм. Скажу больше, с семнадцатого века твои предшественники были допущены к некоторым таинствам христианской церкви. Церковь терпела их, потому что враг был общий, и потому что они давали клятву использовать лишь белую магию. Но, борясь со злом на протяжении пяти-шести столетий, они и общались с этим злом, постепенно теряя чистоту средств и помыслов. Истопник к тому дню, когда я его разыскал, был почти конченным черным колдуном. Он помутнел разумом, не брезговал связями с нечистью. Он сожительствовал с Вандой, не заметив, что она ведьма, купальская ведьма!

— С этой жуткой старухой? — поразился Егор.

— В молодости она была еще той девкой. Секс-бомба, прости господи, сейчас так выражаются. Мужиков люто любила. Из истопника все силы вытянула, обсосала да сплюнула, он еще много лет в себя приходил. Поэтому мы с ним ничего не успели.

— А как вы в это дело попали? — тихо спросил Егор, наливая себе и старику по кружке вновь согретого на буржуйке чая.

— Я сразу после войны был назначен настоятелем этой церкви, — поп сильно погрустнел, рассказывая про себя. — Ретивым был, молодым. В войну-то Сталин вроде как к православию подобрел. О Боге вспомнил, когда немцы под Москвой встали. А когда война кончилась, гайки тоже не сразу подтянули, мы так вообще думали, что другая эпоха начнется. И ошиблись. Но церковь тогда открыли, разрешили старушкам молиться о погибших и пропавших детях. А молодежь шугали. Прямо возле входа на посту милиционера поставили, он молодых отгонял. Теперь вспоминать смешно, а тогда я переживал, милиционера чуть ли не матерно хулил, с кулаками на него бросался. Вскоре поперли меня из церкви, в сане понизили, а через десяток лет совсем от церкви отлучили, и оказался я попом-расстригой. В церкви стали кэгэбэшники заправлять, я не особо обижался, что поперли — нельзя было в такой церкви жить и молиться. Но до того, как выперли, я жил здесь, в этом подвале, все летописи и приходские книги изучал. Наткнулся на летопись петровских времен, и там говорилось о захоронении и языческом культе, о ведьмах, ждущих и стерегущих...