Юрий Ищенко - Одинокий колдун

— Ты молодец, Петухов. Ты все помнишь. Как бы я хотел иметь такую же память и такую же уверенность в смысле всего творимого, — задумчиво сказал колдун, и даже сел, даже прикрыл глаза ладонью, так его взволновали россказни воодушевленного Петухова.

— Это ерунда, что помню. Я вот тебе предлагаю сперва улететь подальше, в сытое теплое местечко, а затем написать в соавторстве пьесу про двух гордых и одиноких птиц. Птицы реют в черном космосе, им сверху видно все, все страшные дела и горести, а они все равно возвращаются на землю и все равно верят в бога.

— В бога? — переспросил изумленный колдун.

— А как же! Среду, нравы птичьи я лучше всех знаю. И я так режиссуру сбацаю, ты таким звездным премьером подмостков выступишь, и это будет такой спе-кк-так-кль! Все вместе — театр гиньоля, Арто, Питера Брука и Хармса с Введенским, и еще русского похабного фольклора. Светка моя курицу сыграет... Ох, как это красиво... Соглашайся, взметнемся в мир чистого, гармоничного искусства сцены, и ничего иного, земного!

Колдун почти по-петуховски склонил голову к плечу и криво заухмылялся.

— У меня появилось стоящее предложение насчет одного спектакля, Петухов. И ты меня убедил, сам того не замечая, сыграть в воробьиную ночь одну пьеску. Поможешь отыграть гастроли?

— В сквере? — погрустнев, потеряв голос, хрипло спросил Петухов.

— Именно. Я рад, что ты все понимаешь.

— Наверно, я не могу отказаться. Верно? — еще тише сказал Петухов.

— Почему-то я склонен согласиться с тобой, разумная птица, — ухмыляясь все шире, так что черное морщинистое лицо растянулось по горизонтали, как гармошка, закивал колдун. — А теперь поспешим. Удивительно мало времени осталось на мои занятия. Навестим толстого тихого ксендза. Он, падре, пусть тоже поучаствует в шоу.

Вышел месяц из тумана.

Вынул ножик из кармана.

— Буду резать, буду бить,

Все равно тебе водить.

Детская считалка

С раннего утра Свете-Офелии стало грустно. Может быть, она на самом деле была Офелией, потому что часто и легко впадала в минорные размышления о тщетности, о бессмысленности, о скудости своей жизни; принцы расседлали серых в яблоках коней, запили в придорожных кабаках; замки без своей принцессы обезлюдели, рассыпались грудами битого кирпича и щебня; принцесса так и осталась неузнанной и, возможно, нерасколдованной. На самом деле, ей нужно было гордиться собой. В одно утро она сделала два решительных шага к перемене и обустройству своей жизни: записалась на курсы секретарш и на курсы изучения работы с компьютерами.

За оба курса по три месяца она заплатила 300 долларов, все свои сбережения. Вечером того же дня просто так, по привычке, за полчаса отбарабанила у метро «Александра Невского» пять песенок. Закончила маленький концерт одной из любимых:

И какой-то бородатый бизнесмен, что прямо в «БМВ» объезжал коммерческие киоски с выпивкой и фруктами, подозвал ее и сунул бумажку в десять тысяч.

— Жалобно поешь, — сказал то ли с укором, то ли в оправдание гонорара. — Аж сердце защемило.

Несколько подростков проводили деньги завистливыми взглядами. Подростки были те еще, с татуировками на руках, в кожанках и все как один бритые и низколобые. Света-Офелия в секунду промчалась мимо них в метро, да вниз по эскалатору. Думала поужинать в ресторане (чтоб так же шикарно, как с Альбиной), да вдруг вспомнила, что нужно Петухову новые штаны и рубашку купить. И купила! Вот такая молодец она в тот вечер была...

А в ее квартире Свету-Офелию поджидала Альбина, сумевшая без ключей пробраться сквозь запертые двери. Каким способом, хозяйка не рискнула спрашивать, да и не до того было.

— Слышь, музыкантша, иди ко мне. Скажи, какие способы бортануться ты знаешь? — крикнула Альбина из комнаты, когда Света лишь переступила порог.

Альбина лежала на диване, привалившись спиной к двум вышитым подушкам с бахромой. В комнате было темно, Света хотела включить свет.

— Не смей! — рявкнула незваная гостья. — Соображай, время дорого.

Света разглядела еще, что та укуталась в пледик. Остро пахло чем-то нехорошим, догадалась, что Альбину тошнило.