Виктор Точинов - Все лики смерти (сборник)

Сзади раздался звук.

Странный.

Неожиданный.

Тем более неожиданный, что – Муха лишь сейчас осознала – в квартире было тихо, как в склепе.

И в этой мертвой тишине за спиной Тани послышалось что-то непонятное.

Не то постукивание, не то поскребывание…

Словно, чуть царапая коготками паркет, к ней неторопливо приближался какой-то зверек. Нет, пожалуй, не один, четыре лапы не могут ступать так часто… Звук раздражал, как будто когти неведомой зверушки царапали заодно и по хребту Татьяны…

Муха распрямилась мгновенно, как подброшенная пружиной. Но обернуться медлила. Почему-то не спешила увидеть и узнать, какую еще мерзкую шуточку измыслил недоумок Роберт.

Потом обернулась.

И широко распахнула рот, намереваясь закричать.

Но не смогла.

Толик ничего не понял.

Только что он шел по прямой, вдоль поребрика, ощупывая каждую пядь аллеи глазами, – и вдруг, совершенно неосознанно, сделал в сторону шаг-другой, машинально отвел взгляд, скользнул им по кронам лип, подумал, что небольшой ночной дождь не помешает – листья совсем пыльные; кстати, про листки – не забыть бы отдать сегодня раздерганный на листки-шпаргалки конспект, поленился ксерокопировать в свое время, теперь придется тащиться через полгорода… Толик шел, ускоряя шаг, напрочь позабыв про Таню Мухину.

Остановил он себя усилием воли. Постоял, приказывая ногам застыть на месте, – те так и порывались шагать непонятно куда. Вернулся назад. Не на то место, откуда началось непонятное, но за пару шагов до него.

И сделал эти два шага.

Опыт удался. Через несколько секунд Толик убедился, что идет уже вдоль противоположного газона аллеи и напряженно размышляет: у кого бы перехватить деньжат и рассчитаться с Дедюхиным, все чаще напоминающим про висящий с марта долг…

На третий раз он повторил все нарочито замедленно, контролируя каждую мысль, каждое движение…

С огромным трудом, но получилось. Толик сделал шаг-другой по заколдованному месту – наваждение исчезло. На лежащую монетку он не обратил внимания. Не обратил бы и на вторую – если бы непонятная сила снова не начала отводить в сторону.

Крик не прозвучал.

Воздуха не осталось – ни в груди у Мухиной, ни вокруг, воздух куда-то исчез, как из стеклянной колбы электролампочки. Рот открывался и закрывался беззвучно.

…Тварь, надвигающаяся из мрака прихожей, напоминала паука. Типичный паук – длинные суставчатые лапы; голова с мерно двигающимися жвалами, покрытая темным густым мягким пухом и опоясанная пялящимися во все стороны глазами; брюхо – белесое, шаровидное, непропорционально большое, жидко-мягкое, колыхающееся, волочащееся по паркету.

Словом, самый обычный паук. Но размеры… Согнутые под острым углом колени оказались на уровне талии Мухи.

Такого не могло быть, но почему-то ей ни на секунду не пришло в голову, что это очередная шутка Роберта, что паук – искусная подделка, что сзади тащится управляющий провод, а внутри тихонечко жужжат питаемые батарейками двигатели… Паук был настоящий. Не мог – но был.

Воздух так и не появился. Все внутри у Мухи сжалось, горло словно стиснула ледяная рука. Кровь стучала в висках болезненной барабанной дробью. И – она это хорошо почувствовала – по спине, вдоль хребта, где до сих пор отдавались скребущие шажки чудовища – пробежал ручеек пота. Ледяного.

Твари оставалось пройти до Тани три шага – человеческих шага. Два. Один…

Странно, но паника тела на мозг не распространилась. Способность мыслить Муха не потеряла.

«Надо что-то делать, – вяло думала она, – но бежать некуда: выход перекрыт… а ведь он не такой уж и большой, просто кажется громадным из-за длиннющих лап, а голова меньше футбольного мячика, если пнуть по ней хорошенько…»

Мысли были тягучие, ленивые и почему-то никак не могли претвориться хоть в какие-то движения тела. Мышцы оставались парализованными. Параллельно откуда-то появилось и крепло чувство, что это сон, кошмар, наваждение, надо лечь, расслабиться и закрыть глаза – все исчезнет, без следа развеется…

Членистоногая тварь приблизилась почти вплотную. Подняла переднюю лапу. Протянула вперед, едва не коснувшись Мухи… Та смотрела на ряд неподвижных немигающих глаз – и не могла пошевелиться. Почувствовала, как трусики и брюки в паху намокли горячим, как внутреннюю сторону бедер защекотали струйки…

…лечь… опуститься на пол… крепко-крепко зажмуриться… а сверху еще прикрыть глаза ладонями… тогда ничего не страшно…