Андрей Буровский - Необъяснимые явления. Это было на самом деле

Можете считать меня националистом, но немецкое было и в том, сколько Эмиль знал обо всем окружающем. То есть он очень плохо знал вообще всякую теорию, потому что почти ничего не читал и вообще был малообразован. Иногда мне кажется, что в глубине души Эмиль считал, что его удел – работать руками и нечего таким, как он, заниматься не своими делами. Но зато он знал всех местных животных и их повадки, всех местных рыб в реках и озерах, все местные ветры, водоемы и леса часто лучше русских и хакасов. Эмиль рассказал о здешней природе и окрестностях озера столько, что я только диву давался. Если Эмиль предпочитал работу в огороде охоте и рыбной ловле, то не потому, что не умел… На то была другая, очень немецкая причина: «В огороде за то же время больше наработаешь», – не стесняясь, объяснял Эмиль.

Работа в экспедиции у нас оказалась муторная, жрущая много времени, но куда как несложная: обмерять курганы и самые большие камни, делать фотографии, составлять планы, наносить курганы на карту. Все это – для составления охранных паспортов, вроде как бы охранять памятники. В маршруты мы уходили пешком, поднимались по склонам от озера и деревни. Свистел ветер в высокой сухой траве; ярко-синее небо с ярко-белыми облаками нависало беспредельное, прекрасное. Глядя в него, нам становилось понятно, прочему монголы поклонялись «вечному синему небу». А внизу, вдоль озера, к кузнице уже шагал Эмиль, махал рукой нам, ползущим по склону.

В ближайшем распадке над озером находилось несколько курганчиков. Специально ходить на них не стоило, я стал обмерять их после перекуса на основных объектах, под вечер. Поработаю – и в деревню, еще далеко засветло, все записать, занести в тетрадку, чтобы вечером с чистой совестью спешить к гостеприимно горящим огонькам дома Эмиля, к шашкам, ужину и пиву.

Вот как-то Эмиль и сказал:

– Андрей… А утром можно обмерять эти курганы?

– Конечно можно, только так удобнее.

– По-моему, – сказал Эмиль серьезно, – лучше все-таки утром. Не надо тут ходить перед закатом.

– Именно перед закатом?

– Так говорят – перед закатом.

– А после заката? – спросил я не без иронии.

– Говорят, после заката можно.

Эмиль не брал на себя лишней ответственности, не высказывал личного отношения. Рассказывая, сразу объяснял: это так в народе говорят, а я лично тут ни при чем. Не сомневаюсь, что, если бы начал приставать, тем более вышучивать поверье, он просто замолчал бы, закрылся – и все, и не услышу я от него больше ни единого слова.

– Эмиль… А что происходит перед закатом?

– Говорят, хозяин долины не любит, когда по ней ходят в такое время.

– Кто говорит? Хакасы говорят?

– Не все хакасы… Ты понимаешь кто.

Я понимал: это говорят или шаманы, или связанные с ними люди. Но работать на курганах «перед закатом» не оставил, тем более осталось всего ничего – две курганные оградки не из крупных. Тратить целый день на них тоже как-то совершенно не хотелось…

Может быть, конечно, что, не будь этого разговора, я бы ничего и не заметил. Не могу исключить и такого, но, думаю, не будь слов Эмиля, было бы только гораздо хуже… Потому что факт остается фактом – именно в этот день на меня напал хозяин долины. Я измерял рулеткой длину оградки, вколотил в землю колышек, натянул полотно рулетки, приготовился записывать. К кургану местность понижалась, уходя в направлении озера. Удаляясь от озера, гряда сопок постепенно сближалась с другой такой же, замыкала долину. Прямо передо мной был склон большой сопки – голый, с жухлой высокой травой.

И вот тут вдруг по склону пошло… Я не могу объяснить, что именно пошло, потому что ОНО не имело ни формы, ни цвета. Что-то двигалось широкой полосой метра в полтора, совершенно беззвучно, но пригибая траву. Ветер? Может быть, но тогда почему трава гнулась метра четыре и переставала пригибаться? Почему ветер дул так странно, словно бы он скатывался со склона, бежал со всех ног, потом притормозил перед курганом, пошел (подул?) медленнее, стал огибать курган, делать крюк, заходя со стороны, в которой была вся остальная экспедиция.

Все, кроме меня, работали на основной группе курганов – километрах в трех по проселочной дороге. Меня отделял от ребят поросший березками перевал, которым кончалась долинка; пыльная серо-рыжая дорога вилась вдоль «моих» курганов, метрах в двухстах. Странный ветер медленно (для ветра) и куда быстрее человека прошел в эту строну, почему-то совсем не поднял пыли на дороге и стал приближаться параллельно дороге.