Стивен Кинг - Лавка дурных снов (сборник)

Но Гэндальф не умер.

Когда Робинсон вошел в спальню, пес приподнял голову и дважды ударил хвостом по промокшему одеялу. Робинсон сел рядом, погладил Гэндальфа по голове и подумал о превратностях любви – таких простых на самом деле, когда смотришь на них в упор. Гэндальф положил голову на колено Робинсона и посмотрел на него снизу вверх. Робинсон достал из кармана шприц и снял защитный колпачок с иглы.

– Хороший пес, – сказал он и схватил Гэндальфа за ошейник, как советовал Тимлин. Морально готовясь к тому, что надо сделать, он услышал грохот выстрела. На таком расстоянии звук был едва различимым, но в окружающей тишине это мог быть только выстрел, и ничто иное. Он прокатился над тихим озером, постепенно сходя на нет, попытался отразиться эхом – и не сумел. Гэндальф навострил уши, и в голову Робинсона вдруг пришла одна мысль, совершенно абсурдная, но утешительная. Возможно, Тимлин ошибался насчет ничто . Да, вполне может быть. В мире, в котором ты смотришь в небо и видишь звезды, наверное, нет ничего невозможного. Может быть, где-то там они встретятся и пойдут дальше вместе, просто старый учитель истории и его пес.

Гэндальф по-прежнему смотрел на Робинсона, когда тот ставил ему укол. Еще мгновение взгляд Гэндальфа оставался живым и осознанным, и в это бесконечное мгновение, до того как глаза пса потускнели, Робинсон успел сто раз пожалеть о содеянном. Он бы вернул все назад, если бы мог.

Он еще долго сидел на полу, надеясь, что последняя гагара крикнет на озере еще один раз, но все было тихо. Потом он поднялся, сходил в пристройку за домом, нашел там лопату и вырыл яму в цветнике жены. Незачем было рыть глубоко; никто из лесных зверей не придет, чтобы выкопать Гэндальфа.

На следующее утро Робинсон проснулся с привкусом меди во рту. Когда он поднял голову, ему пришлось отдирать щеку, присохшую к наволочке. Ночью у него шла кровь, из носа и из десен.

День снова выдался теплым и ясным, и хотя лето еще не закончилось, первые краски осени уже начали потихоньку расцвечивать листья деревьев. Робинсон выкатил мотоцикл из пристройки и заменил сдохший аккумулятор, работая медленно и обстоятельно в глухой тишине.

Закончив с аккумулятором, он повернул переключатель. Зажегся зеленый индикатор нейтралки, но сразу же замигал. Робинсон повернул переключатель обратно, подтянул клеммы и попробовал снова. На этот раз огонек горел ровно. Он завел двигатель, и грохот летнего грома разорвал тишину. Это казалось почти святотатством, но – как ни странно – в хорошем смысле. Робинсон вовсе не удивился, когда вдруг вспомнил о своей первой и единственной поездке на моторалли, проходившее в Стурджисе каждый август. Это было в 1998-м, за год до того, как он познакомился с Дианой. Робинсон вспомнил, как медленно ехал по Джанкшен-авеню на своей «Хонде GB500», еще один байкер в параде двух тысяч, и общий рев всех этих мотоциклов был таким громким, что казался почти материальным. Вечером в тот же день был большой костер, и бесконечный поток «Allman Brothers», «AC/DC» и «Metallica» лился из многочисленных Стоунхенджей, составленных из усилителей и колонок. Татуированные девчонки, голые по пояс, танцевали в отсветах пламени; бородатые дядьки пили пиво из причудливо раскрашенных шлемов; повсюду бегали дети в татуировках из переводных картинок и размахивали бенгальскими огнями. Это было ужасно и удивительно, мерзко и невероятно прекрасно, одновременно хорошо и плохо – в мире, который стоял на месте и был идеально сфокусирован. А над головой – триллион звезд.

Робинсон оседлал «Фэт Боба» и крутанул ручку газа. Потом отпустил. Газанул и отпустил. Газанул и отпустил. В воздухе разлился густой запах бензиновых выхлопов. Мир был как корабль, идущий ко дну, но из него хотя бы прогнали тишину, пусть даже только на время. И это было хорошо. Это было отлично. В жопу тебя, тишина, подумал он. В жопу тебя и твою лошадку. Вот он, мой конь – конь из стали, – как тебе это нравится?

Он выжал сцепление и включил ногой первую передачу. Проехал по подъездной дорожке, свернул направо, лихо накренив мотоцикл, и переключился сперва на вторую, потом на третью скорость. Дорога была грязной, местами совершенно разбитой, но мотоцикл легко преодолевал колеи, и Робинсон только мягко подпрыгивал на сиденье. Из носа опять пошла кровь; кровь текла по щекам и улетала назад тягучими длинными каплями. Он миновал первый поворот, затем – второй, накренив мотоцикл еще сильнее, и, когда выехал на короткий прямой участок, переключился на четвертую скорость. «Фэт Боб» нетерпеливо рвался вперед. Слишком уж он застоялся в этой проклятой пристройке, собирая пыль. По правую руку Робинсон краем глаза видел озеро Покамтак: гладкое словно зеркало, солнце выбило на синей воде золотисто-желтую дорожку. Робинсон издал крик и погрозил кулаком небу – или, быть может, Вселенной, – а потом вернул руку на руль. Впереди показался знак «ВОДИТЕЛЬ, СЛЕДИ ЗА ДОРОГОЙ!»,обозначавший Поворот мертвеца.