Ксения Таргулян - Корабль уродов

Вренна едва заметно сжалась, опустила глаза и замерла, страстно желая остаться в одиночестве.

— Может быть, вы…

Вренна задрожала.

— Ну пожалуйста, уйдите, хватит! Не лезьте мне в душу, вы меня не знаете! — она закрыла лицо рукой. — Отпустите меня! Я хочу домой, я просто хочу, чтобы всё было как раньше!

— Прости, я не хотел тебя задеть…

— Задеть? — она опустила ладонь. — Да кого вы во мне видите? Вы не понимаете… Убирайтесь!

Глаза постепенно привыкали к темноте, и вот уже стали заметны контуры гардероба и пары пуфиков, казавшихся в полумраке спящими зверьми. Гладкий, как лед, ламинат приятно холодил босые ступни, и они бесшумно шагали по нему вглубь коридора. Будто чужие, длинные белые пальцы легли на дверную ручку, чей металлический мороз на секунду сковал ладонь, и, надавив, повернули ее.

На деревянной тумбочке в дальнем углу комнаты мягко переливался ночник в форме соловья. Его бледно-золотые лучи бежали по комнате, вороша пушистый багряный ковер и лаская теплую поверхность мебели.

Вренна моргнула и чуть вздрогнула, заметив позади светильника, там, куда не падало его солнечное сияние, бледное лицо. К тумбочке протянулась серая ручка и выключила соловья. По детской разлился густой мрак, и Вренна поняла, что придется подождать, прежде чем глаза снова адаптируются.

— Ну что? Мы можем начинать? — прозвучало в недрах темноты.

— Если ты не сдрейфишь, — буркнула Вренна, силясь что-нибудь разглядеть.

— Я? — насмешливо удивился Вадим. — Ни за что. Говори наконец что за церемония.

— Хорошо.

Она начала различать очертания кроваток и огромные складки на зашторенных окнах. Худой шестилетний мальчик, немного напоминающий саму Вренну, стоял у одного из них. Тело почему-то ныло, как старое — странной болью сводило лопатки и поясницу, и Вренна с удовольствием опустилась в огромное кресло возле закрытой двери.

Она принялась объяснять и внезапно, будто вырванная из реальности, очутилась мыслями на собственном посвящении. Она была даже младше Вадима тогда…

На ней было пышное ало-красное платье в пол с нашитыми цветами, со сверкающей россыпью стеклышек, с огромными рукавами-фонариками, больно трущими нежную кожицу рук. Перед ней разноликий зрительный зал, и по щечкам ползет румянец от десятков пар глаз. Раздаются привычные чуть слышные щелчки, и воздух на мгновение вспыхивает белым светом вылетающих птичек. В третьем ряду горит красный огонек включенной камеры, но, кажется, объектив направлен не на нее, а мечется по залу…

Кто-то один, откинувшись в своем бархатном кресле с лакированными подлокотниками из красного дерева, начинает важно ударять ладонью о ладонь, затем другой, и вот весь зал наполняется дождем аплодисментов.

Значит, сейчас всё начнется.

С волнительным напряжением Вренна огляделась по сторонам в ожидании. Маленькие шажки… да, они идут. В тяжелых кулисах цвета перламутра показались силуэты, и синекожие крепыши-кораблисты вывели на сцену ее ровесницу, и Вренна подумала, что это почти что принцесса из сказок, даже, может быть, красивее… но принцесс ведь съедают драконы? За такой девочкой должен явиться Прекрасный Принц, а если он опоздает, ее смерть — его вина.

Из противоположных кулис вышел потрясающего вида мраморно-огненный кораблист с огромной шкатулкой, которую он нес в своих бесчисленных муравьиных руках. Опустивших перед Вренной на сотню коленей, кораблист склонил булавовидные усики, и Вренна дрожащими ручками повернула задвижку на хрупком сундучке, бережно подняла крышку и достала с шелковой подстилки тяжелый, отливающий от времени оранжевым клинок. Она повернулась к принцессе и встретила ее голубое от ужаса лицо и белые от ужаса глаза.

Их разделяло всего несколько шагов, и Вренна спросила так, чтобы слышала только принцесса:

— У тебя есть Прекрасный Принц?

Но девочка молчала, лишь беззвучно перебирая губами по воздуху, и Вренна решила: какая глупая принцесса. И немедля ударила клинком чуть ниже сердца жертвы, а затем повела лезвием по кругу, встречая по пути тонкие детские ребра и почти без труда распиливая их ритуальным оружием. В воздухе над сценой между тем свистел предсмертный крик, по рукам стекала горячая красная жизнь и сливалась с алыми рукавами-фонариками, которые так больно натирали кожу, а в третьем ряду горела красная лампочка, и зал периодически вспыхивал белым.

Вренна очнулась от воспоминаний, всё еще сжимая рукоятку. Опустила взгляд: тот же изогнутый чуть ржавый клинок… Нет, просто кухонный нож. Трудно сказать.