Борис Лего - Сумеречные рассказы

Выступил толстый бородатый парень с приятным лицом, представившись журналистом корпоративной газеты. Говорил, смущаясь и неловко засунув пухлые ладони в передние карманы джинсов, о том, что новые дома пойдут району на пользу.

– Там же сейчас пустырь, бомжи ночами жгут костры, греются, шумят, – поддержал бородача представитель строительной компании, – от жильцов поступают жалобы на крики и песни. И, кстати, я вам лично обещаю, что периметр застройки будет обсажен хвойными деревьями, облагородим вид. А люди будут заселены верующие, со стажем…

Самарин выговорился, был, в общем, доволен и решил не ждать конца слушаний. Снова заговорил зампрефекта, а Самарин вышел в коридор, потом, надев меховую шапку, на улицу и остановился возле стеклянных дверей. Было уже темно. На газоне перед входом в школу дежурил весёлый снеговик в человеческий рост, с большим чёрным ртом. Впереди за забором светились окна пятиэтажки.

Самарин услыхал, что из школы кто-то вышел, и обернулся. Это был Левитин, оборонщик.

– Игорь, здравствуй! – Самарин пожал ему руку. – Как ты? Работаешь?

– Да, не отдохнёшь тут… – грустно сказал Левитин. – Вкалываю. Страна в огне.

Помолчали, и Самарин подумал, что у снеговика всё-таки нехорошая улыбка.

– Я вот что, это… – произнёс Левитин тише и выразительно посмотрел на Самарина. – Вадик, ты интересно говорил сегодня, есть над чем подумать, над чем поразмыслить, но это пока слишком…

– Чего слишком? – Самарин внезапно разозлился, поняв, что Левитин прав, что его выступление было чересчур смелым, но не желая с этим соглашаться. – Никто не построит же такой храм! Я чисто концептуально… Это глубинные вопросы… интеллектуальные…

– Понимаю, – Левитин ухмыльнулся, ощетинив аккуратно подстриженные седые усы. – Но ещё не время… Я сам за цветущее зло, если оно является единственным выходом и способом познания, плодотворной системой… Ну, ты понял… Да, позорно быть здесь в этих телах, да, это и есть настоящий позор – сидеть там с ними… Но сейчас это очень похоже на провокацию с твоей стороны. Сам знаешь, какие приговоры сейчас суды выносят за такие дела.

– Да я всю жизнь рабо…

– Побереги себя, – перебил его Левитин.

Из дверей вышли две девушки, встали рядом и, поглядывая на Самарина, закурили.

Дым ударил некурящему трезвеннику Самарину в нос. Дальше, при свидетелях, беседовать с Левитиным не хотелось.

Попрощались. Самарин не пошёл к дому, а в задумчивости спустился вниз по Краснобогатырской улице, перешёл через дорогу и остановился на берегу реки Яузы среди голых приземистых ракит. Тут начинался городской парк, было безлюдно и темно. Яуза чернела между заснеженных берегов.

Самарин почувствовал, что заседание его утомило. У дороги был след от костра и лежало бревно. Он смахнул снег с бревна и сел, ощущая ягодицами холод и с тоской вспомнив о застарелом простатите. Самарину вдруг стало почти физически больно от расклада действительности, при котором нет места свежей идее. «Жаль, немощь подступает, – подумал он, – жаль, не могу прожить ещё хотя бы лет пятьдесят, увидеть светлую эру, когда звезда падёт с неба и отворит кладезь бездны для всех, кто жаждет неистовой любви». И вдруг, вспомнив о словах Левитина про позор, Самарин отчаянно взмолился про себя: «Ярость Твоя – светильник ноге моей и свет стезе моей! Авва Сатанаил, пересели меня в новое тело!..»

Подул ветер, на примыкающем к реке болоте зашелестели сухие камыши, и два раза одиноко крякнула запоздавшая с перелётом утка. «Только не в утку, Отче Диаволе!» – уже вслух и громко сказал Самарин. Он просидел на бревне ещё полчаса, замёрз и даже всплакнул, затем успокоился и решил, что пойдёт на любую жертву и предстанет перед любым судом, но не будет слабым звеном в цепи духовной эволюции.

Людей надо уничтожать. Сначала остальных, потом дальних родственников и близких, если необходимо. Уничтожать выборочно хотя бы каждого пятого. Если есть подозрение, зачем ждать, когда он превратится в бешеную собаку? Я часто думаю об этом здесь, в деревне, и думал тогда, во время полёта, глядя в тёмный иллюминатор.

Это было возвращение. Помню, всю дорогу в хвосте самолёта орал ребёнок, его не удавалось заткнуть. Энергия слепого размножения – какой бог питается ею?

Все мы летели в деревню к нашему деду – светочу, прозорливцу и воспитателю воинов. Он пригласил нас, разослал письмо: «Прилетайте, родные! Я для вас свинью заколю, забью козла, затопчу курицу. И всё расскажу, не утаю. Не погнушаюсь ничем. Отдохнёте». Сообщил, что у него большой дом, хозяйство: мясо, молоко, всё своё.