Светлана Гришина - Четыре кита, или Право выбора

– Неужели твой отец может за нас решать, будем мы счастливы, или нет? Я люблю тебя и могу свернуть горы, только прикажи! Я жизнь свою брошу к твоим ногам. Ты не пожалеешь, любовь моя, пойдем со мной!

– Соло! Не мучь меня! – голос Мионы дрожал, а глаза жгло огнем. – Наверное, все дело в том, что я не люблю тебя настолько, чтобы уйти!

Соло стоял не шевелясь и смотрел, как ветер перебирал светлые волосы Мионы, пока она не исчезла из виду. Он не мог ни понять, ни принять подобного ответа, возможно потому, что не слышал беседы Мионы с ее отцом.

– Дочка, – говорил старейшина, – ты не понимаешь, с кем намерена связать свою жизнь. Он бунтарь, не признающий законов. Его мать была такой же, и закончила плохо. Советом старейшин запрещено было продолжаться его роду на нашей земле. Он прекрасно это знает и, как я думаю, предложит тебе бежать. Яблоко от яблони… Но он не любит тебя, у него нет ничего святого, нет родины, нет веры, нет чести, не известно даже, кто его отец!

– Неправда! Это ты не знаешь его, а я знаю! Он добрый и честный человек! И он очень, очень любит меня.

– Честный человек не позовет девушку в неизвестность, обрекая на погибель! А он – позовет, вот увидишь!

– Пусть! Если ты не дашь нам быть вместе, я уйду с ним!

– И будешь проклята! И дети твои не узнает счастья! Твоя мать умрет от горя, и я не переживу позора. Готова ты бросить к ногам выродка честь нашего рода? Готова ли обречь своих детей на вечное скитание? Не боишься, что прослывешь блудницей и не будет тебе дороги назад? Если так, иди, но я не дам и ломаного гроша за ваши жизни. Вы будете прокляты.

– Но отец, – Миона с мольбой сложила на груди руки, – позволь тогда нам остаться здесь.

Чем провинился Соло перед тобой? Дети не в ответе за своих родителей, так ведь сказано в писании. Господь велел прощать, так будь же и ты великодушен!

Ты не понимаешь! В его жилах течет испорченная кровь. Я не позволю тебе испачкать наш род, связавшись незнамо с кем. Это твоя блажь и она скоро пройдет. Детский каприз, не больше. Если ты будешь упорствовать, я приложу все силы, но этот паршивец в долине не останется. Пусть убирается и встретит свою смерть в большом мире, костлявая не заставит себя ждать, уж поверь мне. Соло уже при рождении грешен, а тебе известно, какова плата за грех. Может, стоит поторопить его с оплатой?

Всю ночь Соло мерил шагами долину. На рассвете он поднялся на холм. Взошло солнце, но теперь, как ни старалось, не смогло разукрасить новый, совершенно серый день.

Анжелика сидела в больничном коридоре на посту и дочитывала последнюю страницу очередного романа. Как всегда, все закончилось замечательно. «Они жили счастливо и умерли в один день», примерно так. Анжи вздохнула. Как и все девушки ее возраста, она мечтала о любви.

Ее сердце истомилось ожиданием великого чуда, а фантазии не ленились создавать сценки, одну романтичнее другой. Несколько раз ей снился один и тот же сон: она идет по тропинке, протянув руки навстречу юноше, но солнечные лучи бьют ему в спину, освещая контуры его фигуры, и слепя ей глаза. Еще пара шагов, она подойдет ближе и сможет разглядеть его, но, сколько бы Анжелика не шла, расстояние между ними не сокращалось. В том сне она любила его и, просыпаясь, чувствовала горькое разочарование оттого, что так и не сумела приблизиться.

Но это только сон. А что же такое настоящая, реальная любовь, какая она? Должно быть это – фейерверк чувств, сверкающая радуга, невыразимое счастье оттого, что человек, которого ты любишь, держит тебя за руку. И когда он рядом, не может быть ни горя, ни страха, ни пустоты. Все можно преодолеть, когда с твоим сердцем в унисон бьется еще одно сердце. Во всяком случае, в том сне она чувствовала нечто подобное. Лика еще раз вздохнула, захлопнула книгу и поднялась из-за стола. За окном гуляла теплая, весенняя ночь. На стоянке приемного отделения угрюмо таял серый снег, и апрельский ветер трудолюбиво высушивал его слезы.

Тихий стон, донесшийся из мужской палаты, разметал девичьи фантазии. Анжелика оглянулась и прислушалась. Стон повторился. Лика на цыпочках вошла в палату.

На кровати у стены лежал мужик, угодивший по пьяной лавочке под трактор. Перелом левого бедра со смещением, правая голень раздроблена. Ни растяжка, ни гипс ему не помогут, надо вести во Владимир, здесь таких операций пока не делают.

Мужчина открыл зажмуренные глаза и глянул на девушку:

– Что, сестричка, громко я? Не хотел, ей-Богу, но болит, зараза, спасу нет.