Елена Асеева - Четыре дня, четыре ночи

Но сон, как не странно, к нему не шел, а ведь до сегодняшнего вечера, вернее уже ночи, это единственная радость, которая осталась у Руслана.

Сон, был избавителем от всех, острых, душевных мук и скорби.

Сон, поглотитель боли и печали.

Сон, точно легкое успокоительное, приносил тихую грусть заменяя жуткую тоску поедающую душу. Однако теперь и этот верный друг покинул мужчину. Считать овец не получалось, считать котов тоже, думать о чем-то хорошем давно не моглось и потому приходилось просто лежать, не открывая глаз и прислушиваться к звукам царящим в комнате, квартире, доме, городе.

Вжиу… вжиу… вжиу… по широкой проезжей части вправо и влево носились машины.

Выу… выу… выу… гудели потревоженные сигнализации автомобилей пристроившихся на отдых под окнами.

Гав… гав… гав… залаял соседский пес, где-то за стенкой, возмущенный или обиженный на что-то.

Пув… пув… пув… заработал лифт, поднимающий кого-то на верхний этаж.

Бах… вновь упала капля воды в чашку, мур… мурлыкнул напоследок прикорнувший возле шкафа кот. И, внезапно, перед глазами Руслана поплыл серый туман, сквозь который он четко и ясно разглядел голубое небо, заполненное осенней чистотой и солнечными лучами до краев, высокие деревья с облетающей желто-зеленой листвой, небольшой костерок с подымающимся кверху пламенем огня, поедающий сухие ветви и тихую еле слышимую трель лесной птички… Насыщенный любовью и счастьем день его прошлой жизни.

Руслан не просто увидел, услышал, но он будто почувствовал, втянув носом, эту нетронутую злобной, людской рукой чистоту родного леса. Ощутил небывалый осенний, звенящий шум опадающей листвы, которая срываясь с ветки где-то высоко, грациозно кружась, опускалась вниз, осыпаясь на своих братьев и сестер, уже покрытых тонкой, хрустящей коркой.

Дзинь… дзинь… дзинь!.. Нет, это звук не из леса, это другой звук, и он почему-то волнует Руслана, тревожит его душу так, что красота лесная темнеет или блекнет, сразу и не разберешь. И вот опять перед глазами серый туман, и видит он, как раздвигает кто-то руками эту плотную завесу, и слышится все тоже дзинь… дзинь… дзинь! Но вот человек вышел из тумана и душа Руслана радостно вскрикнула, а может, вскрикнул и он сам, потому как увидел ее, Танюшу.

Но, Господь мой, что с Танюшей? Белокурые волосы ее частями опали, оголив голову, да не просто оголив, а сняв в этих местах кожу и показав белую кость черепа. Ее милое, родное лицо покрылось темно-зелеными, гниющими ямами. Ее прекрасных голубо-серых глаз и вовсе не было, а на Руслана смотрели пустые глазницы. Ах! Бог мой! кожа рук и ног, и само тело, в тех местах где не была прикрыта превратившимися в лохмотья вещами, тоже отсутствовала, и проглядывали гладкие, словно вымытые белые кости, или разлагающиеся внутренности. Очень хорошо было видно большое кроваво-красное, с черными и зелеными крапинками по поверхности, сердце. А руки Танюши были крепко накрепко связаны толстой, серебристой с круглыми кольцами цепью, и именно эти кольца ударяясь друг о друга звякали, выпуская то самое громкое-дзинь! Но хуже всего было то, что очень сильно, просто невыносимо, пахло разлагающейся плотью. Внезапно, часть щеки Танюши запузырилась, забулькала, будто там была не кожа, а какая-то жидкость… губы… черные, черные губы ее, на чуть-чуть приоткрылись, и тихо шепнули: «Прощай, Русенька, больше мы не увидимся».

Руслан глубоко вздохнул и проснулся, однако глаза не открыл. Иногда так бывает, проснешься глубокой ночью, пережив какой-то страшный кошмар во сне, а глаза не можешь, не смеешь открыть и лежишь, да тихо уговариваешь себя, что то был только сон. Так было и с Русланом, он лежал в своем доме, в своей комнате, у себя на диване, ощущая кожей спины полотно простыни, и не смел, открыть глаза. Подушка, приткнутая к спинке дивана, была вся мокрая, то ли от слез, то ли от пота, обильно напитавшем сыростью волосы и тело. Мужчина туго дышал, ощущая каждой клеточкой, каждой крупиночкой своего тела взволнованное состояние собственной души, коя притаилась где-то в груди, рядом с большим тяжело бухающим сердцем. Вся поверхность кожи была не просто мокрой, а покрыта крупной, гусиной кожей, а каждый волосок, включая волосы на голове, испуганно поднялись вверх и в этом поднятом состоянии замерли. А обмерли они, потому что комнату все еще наполнял непереносимый запах гниющей плоти. Вдруг совсем рядом, подле ног опять, что-то дзинькнуло, тихо, тихо дзинь… дзинь… дзинь! Душа внутри содрогнулась, а легкие переполнили грудь так, что казалось еще мгновение, и Руслан задохнется. «Танюша!» – тревожно пролетело в голове. «Пришла, ведь я ее звал… Звал… Надо подавить страх и открыть глаза», – продолжил свои летящие мысли он.