Лис Арден - Волчьи ягоды

Так простоял он недолго, секретарша, доложив начальнику о его приезде, видимо, получила соответствующие указания, потому что, положив телефонную трубку, пропела уже более любезно:

– Господин Линдеманн скоро подойдет, присаживайтесь пока… – тут ее голос прервался и вместо слов раздалось какое-то бульканье, перешедшее в полное ужаса нечленораздельное «ы-ы-ы-ы-ы-ы». Николас обернулся, еще успев подумать – «Мышь, что ли, увидела?» И тут его шею с левой стороны обожгло болью, острой, как ненавистный механику красный перец, и сильной, словно к шее приложили шлифовальную машину с самым грубым абразивом. Боль оглушила его, обездвижила, и Николас почувствовал, что вместе с выдыхаемым воздухом из него уходит сама жизнь. Все вокруг закачалось, куда-то поплыло… и он упал, теряя сознание.

Вопреки жуткому предчувствию, после головокружительного полета фея пришла в себя в месте темном, но теплом и мягком, это было что-то вроде большого кармана, выстланного мехом. Рядом дышал кто-то большой и тоже теплый. Поначалу фея просто отогревалась, постепенно расправляя скрюченные конечности. Когда она высохла, продышалась и успокоилась, то тут же и уснула, утомленная неудачным вылетом. А когда проснулась, то хотела только одного – есть. Голод вцепился в ее внутренности не хуже давешнего холода, она почти не соображала и не контролировала себя. А совсем рядом в человеческих жилах текла, пульсировала, жила горячая, вкусная кровь – единственное, чем питаются феи.

Надо сказать, что спелые феи излучают только им присущий флюид, благодаря которому всякому человеку они видятся в самом привлекательном виде: трогательными, прелестными созданиями размером с ладонь, с нежным личиком, окруженным ореолом золотистых кудрей, озаренным светом огромных изумрудных глаз, с фарфоровыми ручками-ножками. Одеты они в легкие полупрозрачные платьица, а в качестве дополнительного украшения за спиной у них трепещет пара стрекозиных крылышек. Как не разрешить такой прелести присесть к тебе на плечо, тем более что крови феи выпивают немного, не то, что упыри-белоглазы. К тому же ни одна фея не даст человеку понять, что она пьет его кровь; бедняге будет казаться, что она поет ему волшебные песенки.

Однако фея, которой повезло оказаться в капюшоне Николаса, из кокона выбралась намного раньше положенного срока, и ни о какой спелости и мечтать не могла. Поэтому когда она высунулась из-за меховой оторочки, то разговаривавшая с механиком секретарша увидела ее такой, какой она и была, а красотой феи не отличались.

Были они тощие, серокожие, голенастые; на тонкой шее тыковкой торчала лысая голова, на лице выделялся огромный рот, в котором прятались ряды острых зубов и длинный лиловый язык, а глаза у фей и впрямь были большими, вот только цветом они были точь-в-точь волчьи ягоды, матовые, черные, провальные. Нескладное тельце укутано в драную серо-зеленую одежонку, на пальцах длинные острые когти. Одним словом, ничего общего с дивной сказкой.

Выползшая фея, не раздумывая и не сомневаясь, впилась в шею своего невольного спасителя всеми своими новенькими, острыми что твои бритвы зубами; в рот ей хлынула восхитительная мужская кровь, щедрая и сытная. Она глотала ее, снова кусалась – скорее от восторга, чем по необходимости, глотала, захлебываясь, постанывая от счастья, чувствуя, что выживет и покажет им всем… кому именно, она не знала, но это было неважно. Она даже не заметила, что источник ее питания обмяк и рухнул наземь, слишком крепко впилась она в его шею, сотрясение ей ничуть не помешало. Напившись до предела, когда ее серый живот раздулся и стал просвечивать розовым, она отодвинулась от раны с порванными в лохмотья краями, икнула, небрежно щелкнула пальцами, приказывая крови свернуться. Потом улеглась поудобнее на плече лежащего без чувств мужчины и принялась отдыхать.

В приемной было тихо; давно стихли вопли секретарши, вылетевшей пулей в коридор, только часы на стене мерно отстукивали секундной стрелкой по циферблату. Однако фея, уютно дремавшая на плече механика, почувствовала, что очень скоро здесь окажется кто-то из ее сородичей. Прошло совсем немного времени, и в коридоре раздались шаги: кто-то шагал размеренно и неторопливо, за ним следовали другие, не столь уверенные, иногда даже спотыкающиеся. Дверь отворилась.