Макс Фрай - Энциклопедия мифов. К-Я

– Самое дурацкое в этой истории, что никто из нас понятия не имел, как именно следует вызывать духов, – буркнула Юстасия. – Только Алиса занималась этим, когда-то очень давно, еще в школе…

– То есть лет триста назад, – усмехнулась Алиса.

– А я слушала рассказы своей старшей сестры. Когда она училась в колледже, они там часто устраивали спиритические сеансы, – вмешалась Лиза. Немного помолчала и добавила: – Только я всегда была уверена, что она врет!

– Наверняка она привирала, – заверила ее Юстасия. – Знаю я, как это бывает: сама такая…

– Посмотрите, – вдруг воскликнула Алиса. Костяшки ее пальцев бились о стекло, как ночные бабочки, заплутавшие в лабиринте человеческого жилища, а голос изготовился сорваться на визг. – Посмотрите в окно! Там… Там совсем другая ночь. Там теперь все иначе !

Наша беззаботная болтовня умерла мгновенно, без мучений – просто оборвалась, как лопнувшая струна. Я прижался лбом к холодному стеклу. Женщины окружили меня, они стояли так близко, что я слышал взволнованный перестук их сердец. Темнота за окном действительно изменилась. Она больше не была уютной темнотой сада, ночной покой которого очерчен размытым кругом голубого света далеких огней. Теперь нас окружал лес или огромный запущенный парк, и его тьма была рыжевато-зеленой, как пучок только что извлеченных из воды морских водорослей. Не осталось ни ограды, ни фонарей у подножия холма, ни леденцовых точек светящихся окон в городке за озером. Лишь диковинная зеленоватая луна кое-как освещала незнакомый пейзаж, приглядевшись к которому, я понял еще кое-что: совсем недавно мы находились высоко над землей, в башенке, над крышей большого старинного дома, а сейчас густая трава (откуда взялась такая свежая трава в январе?) росла на расстоянии всего-то полутора метров от подоконника.

– Действительно, совсем другая ночь, – подтвердила Юстасия. Ее сердце почти остановилось, голос угасал, как ветер в июле, а глаза, напротив, разгорались пугающим пламенем, таким же зеленым, как свет незнакомой луны, и еще более холодным.

– Эта ночь родилась из нашего бормотания, мы приворожили ее, и теперь она будет всегда, – вдруг торопливо зашептала Алиса. – Если бы не было нас, не было бы и ее. Женщины делятся на тех, кто может родить человека; тех, кто может родить чудовище; и тех, кто не может породить ничего, кроме ночи. Первые обычно исполняют свое предназначение и уходят туда, откуда пришли, спокойные и опустошенные; вторые редко решаются принять такую судьбу и тонут в омуте собственных снов, а в существование третьих не верит никто, даже они сами. Но это не имеет никакого значения: ночь все равно рождается, когда приходит ее время…

Никто не удивился ее словам. Их приняли как должное, не придавая, впрочем, особого значения: не до того было. Ветер, до поры до времени притаившийся в моем рукаве, выбрался наружу, и оконные стекла с восхищенным звоном, прозвучавшим как вздох облегчения, наполнили темноту сияющими брызгами осколков. Никто не поранился, лишь моя щека дернулась от одного-единственного внезапного ожога, я прижал к ней ладонь и невольно улыбнулся, обнаружив, что по пальцам стекает самая настоящая кровь, теплая, ярко-алая, солоноватая таинственная влага. Алиса первой вскочила на подоконник, глаза ее были прикрыты почти прозрачными веками, тонкие руки изгибались на ветру, как ивовые ветви, и в какое-то мгновение мне показалось, что она собирается танцевать, но она просто спрыгнула вниз, и густая трава бережно приняла ее невесомое тело.

– Идемте, – нетерпеливо сказала она нам, – чего вы ждете? – и торопливо зашагала в темноту, не дожидаясь своих подружек, даже не оборачиваясь. Только сейчас я заметил, что у этой женщины забавная подпрыгивающая походка, грациозная и нелепая, как у болотной птицы.

– Что происходит? – спросила меня Лиза после того, как алая юбка Алисы и светлые волосы Юстасии превратились в два смутных пятна, поспешно сливающихся с мраком новой ночи, – так тусклые разноцветные кляксы, последние следы недавнего света, медленно растворяются в темноте под закрытыми веками.

Храброе сердце Лизы требовало, чтобы хозяйка немедленно отправилась вслед за подругами, но ее круглые карие глаза блестели от слез, а рот мучительно приоткрылся, как у ребенка, задыхающегося под тяжким бременем ночного кошмара.

– Не бойся, это окно выходит на юг. Поэтому все будет хорошо.

Я и сам не знал, откуда взял сие нелепое утверждение, но тогда оно почему-то казалось мне единственным стоящим аргументом. Я помог ей взобраться на подоконник: для маленькой Лизы он был расположен слишком уж высоко над полом. А услышав, как шуршит под ее крепкими ножками густая трава, я, не раздумывая, последовал за женщинами, поскольку оставаться на вилле больше не имело никакого смысла.