Дверь позади эстрады раскрылась. Двое больничных служителей вкатили носилки и подняли их сзади высоко на винтах. Гелла Рейтлингер подошла к носилкам.
— Так как я не могу назвать имени моего пациента, — заявила она, — то не могу показать вам и его лица. Я вынуждена была согласиться на это пожелание моих заказчиков. Я должна была также дать пациенту сильное снотворное средство, чтобы избавить его от тягостного сознания выставления на показ.
Она сняла простыню и открыла голову, на которой лежала черная полумаска.
— Вуаль достигла бы этой же цели, — прошептал Фальмерайер. — Но нет, Рейтлингер нужна маска, без этого не выходит! Это — таинственно, возбуждает фантазию! Держу пари: репортеры простят ей за это и «детский сад», и «банду безграмотных».
Одним движением докторша сорвала простыню. В тихом сне, неподвижное, белое, почти, как полотно, лежало мужское тело.
— Господа слушатели могут, если угодно, подойти сюда отдельными группами! Вначале я просила бы подойти поближе господ ученых…
Ян бросил только один короткий взгляд. Быстрое содрогание прошло по его телу, точно мороз по коже… Это была Эндри!
— Извините меня, доктор, — сказал он, — я не хотел бы на это смотреть.
Он направился к двери и вышел. Стал ходить взад и вперед по коридору. Почувствовал жажду, сошел с лестницы. Нашел буфет, попросил стакан воды, выпил его залпом. После этого поспешил в сад и уселся на скамье за грядой розовых кустов, задумчиво глядя в небо.
«Эндри! — думал он. — Эндри…»
Спустя некоторое время Ян поднялся и, как пьяный, стал бродить по садовым дорожкам. Зашел в парк, услыхал шум и плескание. Маленький водопадик, пара плоских камней, деревянный мостик. Он облокотился на перила и посмотрел вниз. Прыгнул лягушонок. Кругом жужжали стрекозы. Под ним, почти неподвижно подстерегая добычу, застыла форель. «Как она красива!» — подумал он.
Ян пошел дальше. Его давил аромат цветущей черемухи. Он оглянулся — где же дерево?
Что-то белое замерцало сквозь кусты орешника — близко от земли, среди буков, за маленькой лужайкой. Он перепрыгнул через ручей, пробрался через кусты и увидел низко подвешенный гамак, а в нем девушку. Она была в белом простеньком платье, отделанном красным. На белокурых волосах — повязка сестры с голубенькой вуалькой. Охватив голову руками, она плакала.
Помедлив немного, Ян пошел через лужайку. Подошел к девушке и нежно положил ей на плечо руку.
— Роза-Мария! — произнес он.
Она испуганно вскочила, выпрямилась.
— Ты, — прошептала она, — ты?
Схватила платок, вытерла слезы.
— Почему ты плачешь? — спросил Ян.
Она посмотрела на него большими молящими глазами.
— Ты ведь это знаешь!
Он недовольно тряхнул головой.
— Брось плакать! Это не поможет. Что-то случилось?
— Случилось? — повторила она медленно. — Она… он меня поцеловал…
— И… — спрашивал Ян, — и..?
— Больше ничего! — отвечала сестра. — Он ласкал меня и был ко мне очень добр. Он подарил мне маленький золотой башмачок. Я была очень рада — ведь это шло от тебя.
Она смеялась сквозь чистые слезы. Словно солнышко светило в последних каплях дождя.
— Бедный маленький скрипач! — засмеялся он. — А что сделала ты, Роза-Мария?
Она схватила его руку.
— Я сделала то, что ты приказывал. Была так любезна, как только могла. Я ответила поцелуем.
— Тебе это было тяжело? — спросил Ян.
Одну минуту она помолчала.
— Нет… Да… Право, не знаю. Он — не ты и в то же время он — ты! Все так запуталось! Он — мужчина, но он этого не знает, он только…
— Это же невозможно! — воскликнул Ян. — Она уже должна знать, что…
Сестра Роза-Мария перебила его:
— Нет, нет, она этого не знает. Она проснулась, но не бодрствует, понимает все, видит все и все же она слепа ко многому, точно оно невидимо. Докторша говорит, что это пройдет, что скоро она совершенно проснется, может быть, уже завтра. Сегодня она живет еще в прошлом, в тебе, говорит о тебе. «Мой кузен, — говорит она, — мой жестокий кузен Ян».
Он, не отвечая, сел возле нее на гамак и начал слегка раскачиваться. Роза-Мария тянула ногой по земле, задерживая размах.
— Оставь! — сказала она. — Ты жесток. В этом она права. К ней и ко мне — и к скольким еще? Ты взял меня, свел с истинного пути…
— Что? — воскликнул он. — Я? Можно подумать, будто…
Она положила ему на губы свою маленькую руку.
— Молчи, молчи, мой друг! Я знаю, что ты хочешь сказать, что я бегала за тобой, не давала тебе покор, становилась перед тобой на колени, выпрашивала у тебя и молила, чтобы ты взял меня к себе на ночь. Конечно, так оно и было… Но кто толкал меня к этому? Ты, ты!.. Ты ворвался своим смехом в мою тихую жизнь, ты заставил кипеть мою кровь, твой взгляд, твои руки, твои глаза. Ты довел до того, что я ничего, кроме тебя, не видела и не чувствовала.
Читать дальше