Анатолий Старов - Жизнь в полумраке

Рано утром, еще затемно, прибыли к месту службы. Утро выдалось на редкость прохладным и туманным. Земля была покрыта тонким слоем льда. Зима в этом году никак не хотела сдавать свои позиции весне. Подошла колонна громадных крытых грузовиков. Новобранцев рассадили по машинам, и вытянувшись в строй, они тронулись к военному городку, где предстояло провести два долгих года службы. Наконец, после длительной поездки по улицам небольшого городка, погруженного еще в сладкий предутренний сон, колонна остановилась и громко звучит команда выгружаться. Из машин показались хмурые, невыспанные, злые новобранцы. После суматошного построения и очередной, уже в который раз, переклички всех повели в баню. А когда чистые и свежие они вышли, то своей одежды в раздевалке не нашли. Их встречал высокий и стройный старшина, лет сорока, одетый с тем небрежным и отточенным шиком, который достигается многими годами армейской жизни.

— Старшина Росомахин, ваш старшина роты, — подняв вверх руку и, дождавшись тишины, хорошо поставленным голосом вполне неформально представился он. — Сейчас, товарищи солдаты, не толкаясь, соблюдая тишину и порядок, подходим вон к тому окошку, — старшина указал на небольшое, расположенное на уровне груди оконце в раздевалке, — называем размер своей одежды, получаем форму, одеваемся и готовимся к построению.

После несколько бестолкового и суетливого переодевания, с проведением экспресс обучения наматывания портянок, новобранцев построили в колонну по три уже с соблюдением положенного уставного ранжира, и повели на завтрак. Первым шоком для всех стал факт, что столовой в части пока нет, ее предстоит еще достроить. А пока столовую изображала большая площадка, огороженная деревянным штакетным забором, высотой метра в полтора, естественно без всякого намека на какой-либо навес. Небольшой навес был только над несколькими полевыми кухнями, в которых и готовилась еда для солдат. Площадка, на которой рядами стояли пластиковые столы, покрытые слоем жира уже после первой смены принимающих пищу, была покрыта толстым, сантиметров пятнадцать, местами и больше двадцати, слоем жидкой грязи, в которой плавали остатки еды. Особого энтузиазма увиденная картина у новоиспеченных солдат не вызывала. Увидев явное уныние на лицах своих подчиненных, старшина Росомахин философски изрек:

— Ничего, пару-тройку недель попринимаете пищу под открытым небом, пока новую столовую не введут в строй.

Второй шок заключался в том, что чистая посуда заканчивалась уже на предыдущих сменах. И дежурная смена по кухне катастрофически не успевала их мыть в больших чанах с горячей водой. В тот первый день службы завтрак для Димы завершился полным фиаско. Пока он разыскивал хоть какую-нибудь посудину, из которой можно было бы поесть, а на завтрак в тот день приготовили традиционную пшенную кашу, естественно без признаков наличия какого либо масла, прозвучала команда, что завтрак закончен, и пора выходить строиться. Хорошо еще, что Диме удалось добыть кусок хлеба, он запихнул его в рот и побежал в строй, пытаясь по дороге хоть немного его разжевать.

К обеденному времени Дима выработал свою тактику приема пищи. Вбегая на территорию столовой, необходимо было быстро разыскать солдата, заканчивающего доедать пайку, встать около него и строго охранять от посягательств других, жаждущих набить свой желудок. Далее требовалось схватить отодвинутую миску, перевернуть ее донышком кверху, о край стола выбить остатки еды, если таковые имеют место быть, и в темпе бежать к полевой кухне. Расстраиваться по поводу сброшенных на пол остатков еды совсем не стоило. Весь пол представлял слой толщиной сантиметров пятнадцать смеси воды, грязи и остатков той самой еды, которая нашла свое место в этой смеси даже страшно представить каких компонентов. Если подсуетиться, то можно даже добыть горячей жидкости, которую самонадеянные повара громко называли чаем. Но, по правде сказать, такая роскошь в первые дни службы была редкой. Ну, а о такой роскоши, как кусочек масла на кусочек хлеба к утреннему чаю, долгое время приходилось только мечтать.

Дима быстро усвоил, что при приеме пищи необходимо соблюдать спокойствие в любых ситуациях и поменьше смотреть по сторонам, полностью сосредоточившись на приеме пищи. На этот, как казалось бы, не очень логичный вывод его навел случай, произошедший с ним на обед. Успешно раздобыв миску, и наполнив ее жидкой гороховой кашей, в которой гордо торчал вареный кусок белого, с тоненькими прожилками мяса, сала, Дима устроился за столом и принялся быстро, обжигаясь горячим содержимым драгоценнейшей посудины, поглощать кашу, оставив кусок сала на потом, на закуску. Вдруг он с удивлением почувствовал, что его ноги начинают медленно и непреодолимо раздвигаться. Он заглянул под стол и увидел свинью, которая, спокойно раздвигая ему ноги, носом рылась в грязи, разыскивая куски еды. Найдя что-либо съедобное, свинья останавливалась, поднимала грязную морду, и довольно ворочая пяточком, похрюкивая от удовольствия, начинала пережевывать еду. Когда Дима, удовлетворив свое любопытство, вылез из-под стола, миски около него уже не было. Покрутив головой и не обнаружив ничего подозрительного вокруг, Дима, со вздохом прихватив с собой кусок хлеба, который он все это время не выпускал из рук, побрел с территории столовой в курилку, дожидаться своих, более везучих, товарищей.