Марина Линник - Реинкарнация

– Я не смею, Ваше Величество, – нерешительно ответил Кромвель.

– Что это значит? – угрожающим голосом спросил Генрих. Он повернулся к советнику и бросил на него испепеляющий взгляд. – Что вы не смеете?

– Повторить то, что ответил король Франциск на ваше любезное предложение.

– И все же извольте, Томас… И не заставляйте меня ждать.

Тяжело вздохнув, Кромвель в мельчайших подробностях передал разговор посла с королем Франции, не забыв упомянуть о вероломстве Карла, согласившегося подписать в Толедо договор с Францией о мире и сотрудничестве. Генрих был вне себя от гнева. Он тотчас же приказал доставить посла в Тауэр и после вынесения приговора немедленно казнить. «За предательство сэра Довела следует сначала повесить, а потом выпустить ему кишки и под конец отрубить голову, чтоб другим неповадно было так нагло изменять мне», – бушевал Генрих, круша все на своем пути. Король вообще славился своими бурными вспышками и был подвержен резким сменам настроения. Будучи чересчур неуравновешенным человеком, он часто выходил из себя и, поддаваясь эмоциям, переставал контролировать свои действия и поступки. Кромвель, как никто другой, знал об этом и предпочитал молча сносить подобные всплески ярости. Наконец Генрих немного успокоился и посмотрел на побледневшего Томаса.

– И что вы теперь мне посоветуете? Наши враги объединились и готовы в любую минуту объявить Англии войну. Мы не сможем защитить наши земли в одиночку.

– Вряд ли они пойдут на это, – возразил Кромвель. – Благодаря вашей умелой политике, наша казна не пуста, да и флот готов в любую минуту отразить нападение. Но…

– Что «но», господин Кромвель?

– Я считаю, что все-таки стоило бы подстраховаться, Ваше Величество.

– О чем вы, я не понимаю, – недоуменно глядя на советника, спросил Генрих.

– Вашему Величеству нужен союзник, а в лице Вильгельма Клевского вы найдете надежного соратника.

– Опять этот Вильгельм! – вновь было взорвался Генрих, но Кромвель его перебил:

– Простите, милорд, но Клевы – это не просто один из стариннейших родов в Европе. Они сторонники Шмалькальденского союза, день ото дня набирающего силу в Европе. Благодаря браку с одной из его сестер, вы сможете получить поддержку союза, а Англия, таким образом, – независимость от католических предрассудков. То есть этот союз поможет нам продолжать наши реформы, а вы укрепите свою власть над духовенством.

Король недоверчиво смотрел на советника и ничего не отвечал. Коварные замыслы его извечных врагов не нуждались в дополнительных подтверждениях. Короне решительно требовалась поддержка, и, по словам Кромвеля, женитьба на представительнице рода Клевских была единственным разумным вариантом.

– Хорошо, – после долгих раздумий произнес Генрих. – Пошли моего художника к Клевам, пусть нарисует портреты девиц.

– Уже сделано, Ваше Величество, – низко кланяясь, ответил Кромвель.

– А вы слишком быстры, Томас, – усмехнулся король, испытующе вглядываясь в склонившуюся перед ним фигуру советника.

– Ваше Величество уже как-то обвиняли меня в нерасторопности, – уклонился от прямого ответа Кромвель.

– Покажите! – властным голосом приказал Генрих, тяжело усаживаясь в кресло.

Томас Кромвель аккуратно положил портреты двух девиц на стол. Советник короля не стал вдаваться в подробности и скрыл, что Гольбейн, придворный художник, писал портреты не с живой натуры (ему так и не удалось увидеть девиц), а сделал копии старых портретов. Такое самоуправство могло стоить Кромвелю жизни, и советник знал об этом, но все же решил рискнуть.

Нельзя сказать, что дамы произвели хоть какое-то впечатление на Генриха. Внешность их совсем не соответствовала принятым тогда в Англии канонам женской красоты. Тяжело вздохнув, король отложил первый портрет и внимательно посмотрел на второй. На нем была изображена бледная изящная красавица лет шестнадцати, с роскошными длинными волосами, грустными глазами и чуть длинноватым носом. Тонкие губы придавали лицу некоторую строгость, но в целом в нем было нечто такое, что приковало внимание Генриха. Ганс Гольбейн изобразил на портрете добрую, нежную и романтичную особу, и король, как ему показалось, уловил в ней многообещающую, манящую тайну женственности.

– Вот эта вроде как покрасивее, а, Томас? Как вы считаете? – разглядывая портрет незнакомки, осведомился король у советника. – Как ее зовут?

– Анна, Ваше Величество.