Дмитрий Слай - Пасынок Вселенной. История гаденыша

Но меня всего-навсего отправили в Шестерку. Благо по возрасту я подходил теперь вполне.

Шестерка. Воистину, самые страшные страхи живут в нашем воображении и питаются нашим незнанием. Ну и желанием дальше воображать. Чего мы только не сочиняли про это заведение, какие только детские фантазии не крутились вокруг нее. Монстры-надзиратели, сумасшедший директор, разборка невинных детишек на органы, карцеры, пыточные камеры… Какая пошлость. И что удивительно, никто из нас никогда в фантазиях своих не предполагал очевидного – того, что такие места опасны не сами по себе, а благодаря их обитателям. И главные страхи любой тюрьмы не решетки, стены и надзиратели – оставьте это клише для кино, – а основные его жители. Что, в общем-то, очевидно.

Шестерка оказалась вполне чистым, хотя и строгим заведением. Никаких потеков крови на стенах, никаких пыточных камер (во всяком случае, едва я переступил ее порог, в пыточные камеры вериться стало с трудом). Все чистенько, все ровненько, шныряют туда-сюда вполне себе зашуганные воспитанники в одинаковой полувоенной-полутюремной форме. Но ничего полосатого с номерами на спине.

Странно, но я почему-то думал, что куда бы меня не определили после расправы над физруком, доставка к месту пребывания будет осуществляться либо в наручниках (полицейские), либо в смирительной рубашке (санитары). Но за мной приехали двое вполне адекватных хотя и достаточно мордоворотистых мужиков на мини-вэне, а один из них даже помог мне с чемоданом в котором были все мои немногочисленные пожитки.

Один из них вел машину, другой пытался развлечь меня светской беседой. Пытался, потому что едва он спросил: «Ну и что ты натворил?», я моментально ответил: «Зарезал учителя физкультуры». Прозвучало, наверное, как шутка. Я как-то сразу не сообразил. Мой собеседник хмыкнул, но потом посмотрел мне в глаза и, кажется, растерялся. Ну правильно, у каждого из нас три опции активации психики. Первая – небольшая – это когда мы что-то знаем. Всем всегда кажется, что эта область чуть побольше, чем есть на самом деле, но это нормально. Всяк считает себя умнее, чем является в реальности. Вторая – то во что мы верим. Тут, как правило, живет полная хрень, ее достаточно много и она всегда страшно запутана. И третья – самая обширная – называется «А хрен его не знает». И вот посмотрев на меня мои конвоир (сопровождающий?) неожиданно для самого себя провалился в эту область. Потому что, глядя на меня, наверное, невозможно было понять шучу я или нет. Но так же достаточно отчетливо, видимо, ощущалось, что я способен на многое дерьмо.

– Ты серьезно? – спросил он.

– Ага.

– Наверное, страшно не любишь физкультуру, – хмыкнул водитель.

– Не люблю козлов, убивающих моих друзей, – отозвался я. Тонны три пафоса.

Они переглянулись и, словно сговорившись, пожали плечами. Не они первые и не они последние, кто не знал как на меня реагировать. Мне было наплевать.

– Ничего, – сказал водитель, – Капитан тебе мозг вправит.

Я не знал кто такой Капитан, но сильно сомневался в его способности вправить мне мозг. В максимальном варианте – сломать.

Мы ехали часа два, и за все это время ни у кого из моих сопровождающих больше не возникало желания поболтать.

Шестерка располагалась за городом на собственной большой территории, ожидаемо огороженной высоким забором, но без всякой там колючей проволоки и вышек с часовыми. Блин, в конце-концов, это было воспитательное учреждение для трудных подростков, а не тюрьма строгого режима.

Территория была достаточно ухоженной, хотя ее облик несколько портили всякие там полосы препятствий и прочие полувоенные радости. И в глубине этой самой территории высилось пятиэтажное кирпичное здание с двумя немалыми пристройками – очевидно, спортзалом и еще чем-то.

Машина подкатила к белому крыльцу, мы вышли. На этот раз сопровождающие не стали помогать мне с чемоданом, и я, отягощенный грузом прожитых лет, потащился по ступенькам куда указывали. Мы прошли по коридору первого этажа – не чистому даже, а стерильному, со сверкающим паркетом и идиотскими плакатами на стенах то про патриотизм, то про уголовный кодекс, то про героев, то про то, что надо хорошо учиться. В конце коридора авторитетно ограничивала реальность могучая полированная двустворчатая деревянная дверь с надписью на сверкающей латунной табличке «Директор», Я ожидал увидеть за дверью обычную приемную с секретаршей, и я не ошибся. Правда, секретарша была жутковатая – тощая сухая дама предпенсионного возраста с таким лицом и застывшим на нем выражением, что вот в ее причастность к пыткам поверить было достаточно легко. Разумеется, в приемной была еще одна дверь – обитая казенным винилом. И разумеется, на ней тоже было написано «Директор». Я искренне порадовался местной заботе о кретинах.