Дмитрий Слай - Пасынок Вселенной. История гаденыша

А этот с поганой рожей сидит напротив и все это мне рассказывает. То есть, как будто я ничего этого не знаю. А правда интересно – их там в полицейской школе, или как там это называется, элементарной логике обучают? То есть, в том смысле, что если я там был и более того – все это совершил, – то я как-то должен быть в курсе его повествования лучше него самого. А если я не в курсе, то я ничего такого не совершал. Причем это должно быть совершенно очевидно, что тогда я вообще ни в чем не виновен. И чего он тогда распинается? Хочет убить меня тяжестью улик? Наверное. Или это часть протокола? А говоря уж совсем честно – ритуала? Даже глухонемой должен узнать, что при аресте у него есть-таки право хранить молчание. Честное слово, организация всей этой системы правосудия и прочей ерунды иногда вызывает у меня восторг. То есть, таким вот манером он мне, очевидно, сообщает, что он все про меня знает, что у них неопровержимые улики… Я перебил толпу придурков и уселся ожидать приезда полиции. Ждать пришлось долго. Но они все ж таки приехали… И надели на меня наручники. Я мог бы им сильно осложнить этот процесс, но я не стал. И чего он теперь распинается? Ждет признания? А хрен его знает, чего он там ждет. Честное слово, нет ничего забавнее дурака, который считает себя умным.

Но кто я такой, чтобы осуждать других людей? Нет, у меня нет никаких мук совести, или, тем более, сожалений. По-моему, муки совести и сожаления о прошлом – удел импотентов. Ну ладно, выражусь корректнее – удел людей, которые уже почти готовы повторить свои же глупости и ошибки, и повторять их снова и снова. Но один мой хороший знакомый говорил, что перед тем, как кого-то осуждать, стоит достаточно долгое время простоять перед зеркалом. И если тебя полностью удовлетворяет то, что ты в нем видишь… С другой стороны, я давным-давно придумал один долгосрочный психиатрический тест. Надо просто-напросто в течение года вести дневник – хотя бы по полстраницы в день. А потом отложить его на несколько лет, и через эти несколько лет прочитать. И удивиться тому, каким дураком ты был в то время. И вот тогда, если тебе хватит ума предположить, что ты сегодняшний вполне вероятно через несколько лет покажешься себе точно таким же идиотом…

Кажется, я начал уставать. Не от допроса, нет – он него. От этого унылого клоуна с полномочиями и обязанностями. Начинает хотеться дать ему по башке. Но приходится терпеть и ждать. Хотя, терпение – не мой конек.

Не имеет значения что он там говорит – важнее как он себя ведет и как выглядит. Давно заметил, есть среди полицейских этакая категория фетишистов. Они специально носят такие пиджаки, чтобы из под них выпирал пистолет. Зачем им это надо – понять сложно. Я все-таки не психоаналитик. Может, он в детстве в войнушку не наигрался, может, у него член маловат – черт его разберет. Одно я знаю точно – такие типы склонны к самолюбованию как никто другой. Они способны говорить часами о чем угодно, но, в итоге, это всегда сводится к тому, чтобы принять горделивую позу и обмереть от собственной значимости. Вообразить себя хоть чуть-чуть тем самым облаченным в синее трико и плащ с буквой «S» на груди. И самое главное в общении с такими типами – молчать. Не говорить ни слова. Если, конечно, ты не можешь свернуть ему шею либо просто уйти. И я мог бы свернуть ему шею и уйти, снять эти дурацкие наручники, благодаря которым этот индюк считает себя в полной безопасности. Но у меня тут дело. Поэтому я вынужден терпеть. И скажи я сейчас хоть слово – он тут же уцепится за него и станет говорить что-то в ответ, и количество слов удвоится, потом утроится… А терпение – не мой конек. Я уже говорил. Так что я молчу. И жду. Что-то должно произойти.

Ведь я опасная тварь, маньяк. То есть, это они так считают. Жалко только, что у них нет точного определения маньяка. Ничего, скоро появится психиатр и в свою очередь начнет нудеть. Надеюсь, это произойдет только завтра. А пока я буду молчать, буду ждать. И скоро они отправят меня в камеру. И очень важно, чтобы они были уверены в том, что я не могу сбежать. Но что еще важнее – я сам должен быть в этом уверен. Иначе ничего не получится, и это будет обидно.

Камера будет одиночной, и я смогу выспаться. Наверняка одиночной. Если меня посадят в камеру к кому-то – я его убью. Просто чтобы его не было, и они всполошились. Может, наденут смирительную рубашку, обколют транквилизаторами, вырубят. Я потерплю. Так надо. Здесь конец одного пути, а вот станет ли он началом нового – это еще вопрос.