Несмотря на свой небольшой рост, как в физическом, так и в социальном смысле, тётушка Фима всегда была готова защитить любого из воспитанников приюта и не боялась указать на своё место как миссис Бэкстридж, так и её мерзкому сыночку.
За подобное любую другую уже наверняка выгнали бы на улицу. Но тётушка Фима, ко всему прочему вела дела бухгалтерии приюта, и поэтому, миссис Бэкстридж приходилось, сжимая зубы терпеть её. Найти где бы то ни было человека, подобного тётушке Фиме, готового работать поваром, медсестрой, да и бухгалтером одновременно за небольшое жалование в нашем прогнившем во всем мире было просто невозможно.
Вся семья тётушки погибла от радиации. Выжила лишь она. Часто она говорила нам, что Бог дал ей здоровье и силы, чтобы она могла помогать нашим бедам.
Как и многие беженцы, она долгое время искала работу. Но однажды заметила на крыльце дома маленькую светловолосую девочку с сильным порезом на руке. Тётушка Фима помогла бедняжке. Она перевязала рану и проводила до приюта. Тут она увидела весь ужас детского горя и умоляла на коленях миссис Бэкстридж взять её на работу. Жадная карга Бэкстридж сильно колебалась, но когда узнала, что Фима раньше работала ассистентом хирурга в госпитале в Праге согласилась и позволила работать уборщицей на полставки.
Больше года тётушка Фима убиралась в приюте. Присматривала за детишками, иногда помогала по хозяйству. Как оказалось, кроме знаний врачевания у неё был чудный кулинарный талант. Спустя три года Фима стала поваром на кухне и местным доктором.
Детей, в отличие от миссис Бэкстридж тётушка Фима любила. Только благодаря её хлопотам детишки в приюте не голодали и были здоровы. Относительно, конечно.
Жила тётушка Фима в здании приюта. У неё была небольшая коморка в столовой. Небольшая, но очень уютная. Я частенько бывал там, и пускай это была лишь маленькая комнатушка, но более уютного места в своей жизни я не припомню.
Мягкий свет от старой лампы, батарея, на которой всегда что-то сушилось, запах свежего, либо жареного хлеба. А главное – ириски. Тётушка Фима всегда делала их сама, и ничего вкуснее я никогда не пробовал. Ириски были сладкими, со вкусом сливок, и они всегда липли к зубам, да так, что порой было челюсти не разомкнуть. От этого всегда поднималось настроение. А ещё мы пили чёрный чай.
Я не знаю, откуда тётушка Фима брала ингредиенты для ирисок и откуда умудрялась доставать чай. Живой растительности на планете к моменту моего появления на свет уже не было. Она погибла от радиоактивных осадков и ветров. Редкие плантации, на которых что-то выращивали, брали баснословные деньги за свой товар, а домашний скот и вовсе держали единицы. Вся еда в основном была концентрированной и модифицированной. Настоящих продуктов в продаже уже давно не было. Хотя поговаривали, что в районе Сибири всё ещё сохранились живые леса и поля, укрытые специальными каркасами, поддерживающими их жизнь.
Признаюсь, я нигде не был так счастлив и никогда не чувствовал себя более спокойно, как в той маленькой подсобке. Тётушка Фима рассказывала нам чудные истории про отважных рыцарей и прекрасных красавиц. Про драконов и волшебников, про добро и зло, про Бога и Дьявола и про их вечную битву.
Это были чудные мгновения в моей жизни. Возможно благодаря им, благодаря тётушке Фиме, её чаю, ирискам, её рассказам про драконов и принцесс мы все оставались детьми в это жуткое время и могли хоть ненадолго, но ощутить тот дивный вкус детства, которое должно быть у каждого нормального ребёнка даже в мире, напрочь уничтоженном войной.
После завтрака мы отправлялись работать. Не стоит, наверное, лишний раз говорить, что детский труд запрещён и даже в нашем суровом мире приравнивался к рабству. Но что можно поделать, если о происходящем в подвале прачечной никому, ничего не было известно. Поэтому каждый день я и ещё несколько ребят направлялись на работу.
Там в подвальной стене приюта находилась труба, закрытая тяжёлым люком с тугой заглушкой. Открыть её самостоятельно никто из нас не мог, это всегда делала миссис Бэкстридж. Именно через эту трубу, грязную, вонючую, тёмную, кишащую крысами и тараканами мы ползли целый квартал до прачечной нашей «Воспитательницы». От таких путешествий у меня сильно болели колени. Я помню, что когда только начинал работать в прачечной, мне на ноги надевали специальные наколенники, сделанные из пластика, такими пользуются солдаты. С помощью этих нехитрых приспособлений мои ноги со временем привыкли к нагрузкам, и теперь я ползал по трубам не боясь боли.
Читать дальше