Дмитрий Бронников - Путь Смолы

Гости быстро ознакомились с обстановкой дома и всеми его закоулками, в поисках непонятно чего, просто по привычке. В ожидании деда Шпала с Булой курили, лениво переговариваясь о насущном. Колян слушал телевизор и думал о невидимом дикторе, приходя своим девственным мозгом к поразительному выводу, что благие дела лучше делать инкогнито, меньше вероятности, что начистят морду.

Дед пришел через час, заметно пошатываясь и без сдачи. Поставил бутылки на стол, выбрал взглядом из троих гостей Коляна и сказал:

– Хлопец, у тебя взгляд как у агнца, чистый как слеза, иди поймай Ваську, чтоб он нервный стресс не испытал, жалко ведь, как родня…

Колян вопросительно посмотрел на друзей.

– Не, дед, ему нельзя, – пришел ему на выручку Шпала, – калека он у нас, головой ударился. Ты лучше сам как-нибудь.

– А я-то все думаю, – всплеснул руками дед, – уж не ангел ли спустился на землю, порадовать перед смертю старика. Ан..н нет, убогий значит. Ладно, дитяко, – дед погладил Коляна по коротко стриженной голове, – убогие, они блаженны, как святые, сиди.

Но и сам дед никуда не торопился, открыл бутылку и стал расставлять стаканы.

– Слышь, дед, как там тебя? – спросил Шпала.

– Ираклий Иванович, – представился хозяин.

– О, блин, это ж кто тебя так назвал? – рот Булы вытянулся в вопросительной улыбке.

– Матушка постаралась. Когда она с пузом ходила, в деревню агитбригада приезжала, гармонист у них был, красавец мужчина, грузин по нации, в честь него и назвала.

– Шуры-муры, – догадливо подмигнул Була.

– Сам ты шуры-муры, – обиделся Ираклий Иванович, – любовь к искусству.

– Ну так кто спорит, – разрядил обстановку Шпала, – все мы тут из любви к искусству. Во всем и всегда…

– Ладно, хрен с ним, с грузином, ты лучше скажи, как с петухом быть? – перевел разговор в интересующую его тему Була, почувствовавший первые признаки приближающегося голода.

– А что, я и без закуски могу, – дед резво налил водку себе в стакан и, не морщась, выпил. Молодые люди даже не успели переглянуться.

– Не, Ираклий, так дело не пойдет, – Була заглушил словами урчание в животе.

– Так а я что, против, ловите.

Була угрюмо вздохнул, недовольно посмотрел на деда и засучил рукава.

– Ладно, я этого лысого щас мигом завалю, – сказал он. – По грязи только за ним гоняться не охота. Воду ставьте.

Була вышел на улицу. Шпала поглядел ему вслед, усмехнулся и сказал:

– Щас он тебе, дед, голыми руками из петуха отбивную сделает.

Хозяин вновь выдавил слезу, всхлипывая, налил себе еще полстакана.

– Ну, дед, чет ты торопишься. Булу надо подождать, – сказал Шпала, но препятствовать хозяину не стал.

– Жалко, не могу, душа горит…

Дед замахнул очередную порцию. Не обращая внимания на слова Булы, разлил водку по остальным стаканам и сказал:

– Ребятки, давайте помяните душу его грешную. Ведь он, мой Васька, ух каким грешником был. Всех кур в округе перетоптал, петух-производитель, порода одно слово.

Шпала улыбнулся, взял пододвинутый к нему дедом стакан, посмотрел пронзительно и изучающе на Коляна и кивнул ему, указывая на его порцию:

– Выпей, Колян, может на здоровье пойдет, только не бушуй. Грех не выпить за настоящего мужика, царство ему небесное. Уважаю я таких, у кого мощь в хрене. Чувствую, понигирик по усопшему требуется…

Трудно было понять, иронизирует Шпала или на полном серьезе говорит, но он тут же приподнялся со стула, поклонился в сторону улицы, отдавая последние почести секс-гиганту, и неожиданно со скорбными интонациями в голосе заговорил стихами:

– Зачем производителю мозги, зачем пытать себя таблицей умноженья, зачем корпеть с учебником в ночи и портить, блин, наукой настроение. Производителю огромный нужен член, без устали и сбоев чтоб работал, чтоб девок мощью радовать в ночи, отдаться наслаждению заботам. Героям секс-гигантам почесть и хвала, они, блин, заслужили уваженье, прибор откажет лишь тогда, когда душа отчалит к миру тления. Тогда споем хвалебные слова, стихи прочтем мы в память над могилой, пришла производителю хана, но он останется в веках прославлен своей силой…

Колян неожиданно понял, что и он должен что-то сказать соответствующее моменту. Он тоже встал, округлил глаза и выдавил, мало вникая в сказанное им же самим:

– Я камнем в бошку получил, забыл я всю таблицу умноженья, но главное что не забыл, зачем прибор дарован мне предназначением. Ученым вряд ли стану теперь я, и вряд ли стану космонавтом я межзвездным, но от забвенья член спасет меня, гигантом половым стать никогда не поздно…