Марина Викторова - Ренди. Жизнь вне времени

Прошла неделя с тех пор, как я встретил Ренди. За это время он успел стать для меня навязчивой идеей. Куда бы я ни пошел, везде мне чудились его лицо, мягкий голос, проникновенный взгляд, черные волосы. Возможно, я так увлекся потому, что он был чем-то из ряда вон выходящим. Нет, сюрпризы, конечно, происходят каждый день, но обычно это аварии на светофоре в час пик, внеплановое отключение горячей воды или очередной федеральный закон, который, если судить по содержанию, писала группа школьников в ночь выпускного бала.

В кругу общения новые лица появляются постоянно, но правила поведения с ними заранее определены: светская беседа, рукопожатие, несколько шуток, ненавязчивый комплимент. Иногда все это забавляет, иногда наводит тоску. А как же хочется, чтобы как в кино, при первой встрече услышать проникновенные слова, задуматься. За годы бесполезной работы, пробок и холода сердце пустеет, и ты постепенно доходишь до состояния, когда вообще нет никаких желаний. Но даже когда все ставки сделаны и жизнь проходит на автопилоте, ты все равно, подобно Алисе из Страны чудес, тайно мечтаешь о чем-то новом, волшебном.

В начале июня мне предстояло посетить то ли форум, то ли выставку-ярмарку (тогда было много модных названий). Мероприятие посвящалось PR-технологиям, маркетингу и рекламе, то есть тому, что для меня было китайской грамотой. Никогда не видел смысла в скидках на то, что тебе не нужно, акциях, сообщение о которых присылают в последний день, и бесконечных распродажах. Для меня цены всю жизнь делились на «дорого» и «нормально».

Тем не менее в назначенный день я приехал в «Крокус Экспо», одно из самых интересных мест в Москве. Пусть я не был фанатом маркетинга, мне все равно нравилось бродить по выставочным залам, оценивать стенды, рассматривать новенькие буклеты, чувствуя запах канцелярской краски. Все это давало мне временное ощущение увлекательной игры.

Я занимался изучением очередного каталога рекламного агентства, как вдруг услышал знакомый голос:

– Мне тоже здесь нравится. Абсолютно бесполезно, но красиво.

– Что вы здесь делаете?! – Я не смог скрыть свою радость, когда увидел Ренди.

– Пришел показать тебе одного человека, – последовал завлекающий ответ.

– Не верю! Вы же не могли знать, что я здесь буду!

Ренди только усмехнулся:

– Я всегда знаю, где ты будешь. Пойдем, скоро начнется.

Не решившись на дальнейшие расспросы, я молча последовал за Ренди (в дальнейшем я еще не раз буду идти за ним). Мы зашли в светлый зал, где стройными рядами стояли мягкие стулья, а впереди висел белый экран для проецирования слайдов.

В школе учат, что принцип местничества и кормления сформировался при Иване Грозном. В царской России, если боярин сел не на свое место, его могли оттаскать за бороду, а то и побить. С тех пор ничего не изменилось. Я почувствовал на себе этот принцип еще до того как узнал, кто такой Иван Грозный. В средней школе у меня начало портиться зрение. В седьмом классе, когда мы с родителями только переехали в Москву, я уже ничего не мог разобрать с доски, если сидел дальше первой или второй парты. На расстоянии больше метра текст начинал расплываться, но родителям я не признавался, боясь, что меня я посчитают хлюпиком. Подозревая о проблеме, мама с папой периодически спрашивали меня: «Джерри, посмотри, что там написано?» Пришлось выучить все стандартные надписи в общественном транспорте вроде «Места для инвалидов, лиц пожилого возраста и пассажиров с детьми». Перед школьной диспансеризацией я заучил всю таблицу, которую принято вешать в кабинете окулиста. К тому времени я четко видел только первые две буквы, но благодаря свой памяти получил в карту запись о стопроцентном зрении.

Нормальные оценки в школе были своеобразной зарплатой. Они гарантировали мне доверие родителей и действительно полезные подарки по праздникам, вроде радиоуправляемой машинки, а не какие-нибудь книжки. Получать такие оценки гораздо проще, когда видишь написанное на доске. Таким образом, от места напрямую зависели качество моей учебы и мое благосостояние. Пару раз из-за места мне даже пришлось подраться. В первую неделю учебного года решалась судьба на весь год: если сел на неудобное место, изменить его потом было невозможно. Особенно важной парта становилась в кабинете математики. Перед первым уроком у двери кабинета собирался весь воинственно настроенный класс. Медленно подходила учительница. Народ расставлял локти, готовясь ими работать. Математичка открывала дверь, и начиналось родео. Слышались крики: «Первую парту не занимать!» – и ответы: «Да пошел ты!» Единой волной, как стадо быков, которое одолели слепни, мы вламывались в кабинет, наступая друг другу на ноги. Выигрывали, как правило, те, кто был в первых рядах, но даже после того, как ты положил портфель на желанное место впереди, нужно было еще его отстоять. Стоило сесть на стул, и какой-нибудь нахал подходил с фразой: «Я занимал». Тут я стоял до последнего. Проще было один раз поругаться, чем потом весь год щуриться, пытаясь рассмотреть задание. Как правило, я выигрывал спор. Потом мы подросли, престижными стали считаться места на галерке. В старших классах я, к своему удовольствию, мог сесть на первую парту в любом кабинете без всяких споров, так как другие желающие находились редко. Только в институте я стал носить контактные линзы и перестал переживать по поводу плохого зрения, хотя симпатия к первым партам сохранилась и по сей день.