Молодые и пожилые – все они были на одно лицо: усталые, угрюмые, а в глазах, обращённых в нашу сторону, проглядывалась обречённость.
От таких людей ждать хорошего – напрасная трата времени, решил я, и постарался как можно плотнее вжаться в наши тюки, вжаться так плотно, чтобы стать совсем незаметным для постороннего любопытствующего взгляда.
Из середины этой разношёрстной толпы, в сопровождении нашего бывшего «старшего», вышел бандеровец, одетый в кожаную куртку и с двумя наганами в кобурах.
Наши охранники заставили меня слезть с фуры и, подталкивая меня, папу и маму в спины, подвели к «кожаному», и приказали остановиться. Дядю Григория они тоже не забыли.
Я прижался к маме, обхватив её руками.
– Кто такие, будете? – по-русски, но с украинским акцентом, спросил главарь, глядя на отца. – И, не дожидаясь ответа, продолжил: «Зачем пожаловали в наши Палестины?»
Затем, опять не дожидаясь ответа, обратился к сопровождающим нас бандэровцам: «Обыскали задержанных?»
Те, потупившись, промолчали. Вместо наших двух конвоиров ответил их старший, сказав, что они обыскали нас и повозку – оружия не нашли.
– Так, кто вы? – вновь повернувшись в сторону папы, обратился главарь.
В разговор неожиданно вступил дядя Григорий, Он, показав на нас пальцем, по-украински, стал многословно объяснять (а я то думал, он молчун!), что мы дальние родственники его двоюродной тётки и, он везёт нас к себе в гости. Потом стал перечислять каких-то своих родственников в этом и других районах…
Совсем выдохшись и вспотев от страха за свою жизнь и, я думаю, за нашу тоже, оглядел окруживших нас бандитов.
…А можэ, после небольшой паузы добавил он, чоловик и його дружина найдуть у нас яку нэбуть працю, та й зовсим залышатся тут.
Из толпы раздался чей-то грубый голос: «Брэше, сучий сын! Цэ вин москалей вэзэ до миста! Повисыть його та москалей!» В толпе дружно захохотали.
И тут случилось то, чего никто не ожидал!
Все опешили, я так думаю, от неожиданности.
– Повисыть нас?! – закричала в толпу мама. – Яки мы москали, га?! Вы тильки гляньтэ на того недоумка! Вин зовсим з глузду зйихав! – и такая ярость была в глазах и голосе моей мамы, что вблизи стоявшие бандиты попятились от неё.
– Замовчь, скаженна жинка! – раздался голос нашего «старшего», – нехай твий чоловик шо нэбуть скаже, а то вин усэ мовчить, та мовчить, як той глухонемой.
Все обратили свои взоры на папу.
Он стоял бледный, но в нём не чувствовалось страха. Сжатые кулаки, да ходившие под кожей лица желваки, говорили о большом нервном напряжении, но никак не о страхе перед вооружённой разношёрстной толпой.
– Да, мы едем в этот город, чтобы жить и работать! – заговорил он, не повышая голоса и смотря в глаза тому, в кожанке. Я неплохой механик, и надеюсь, что мы обоснуемся здесь надолго. Григорий, мой бывший сослуживец и дальний родственник, пригласил нас к себе, пообещав работу. Надеюсь, вы меня поймёте? Я должен кормить и одевать семью…
Он ещё что-то хотел сказать, но его перебил голос Степана. Он давно, негодующе посматривал на своих товарищей.
– Громадяне! Вы мэнэ знаетэ, шоб нэ сбрэхать, пивтора року, – и обведя всех суровым взглядом, спросил, – так, чи ни? Може я брэшу?
– То так, – соглашаясь, раздалось в ответ несколько голосов из разношёрстной толпы.
– Вы хоть едный раз чулы от мэнэ кривду? – снова спросил Степан и, не дожидаясь, что ответят его соратники, продолжил, – я знаю цю людыну ще з вийны. Вин мэнэ зовсим мабуть забув, а я помню! Я росказую це для того, шоб вы тэж зналы, яка вин добра людына. – Ця людына спасла мэнэ вид смэрти у жорстокому бою. Колы б нэ вин – нэ було б мэнэ сэрэд вас! Сгинув бы я, як та собака!
Папа повернулся к говорившему эти слова Степану, долго и пристально всматривался в него, а потом неуверенно проговорил: «Неужели это ты, Степан? Ты очень изменился! Я бы тебя ни за что не узнал, не напомни ты мне прошлое. Как ты изменился Степан…»
Степан дождался, когда отец закончит говорить, и вновь повернувшись к главарю, продолжил: «Пан командир, отпустить йих! Нихай воны йидуть до миста. Цэ добри людыны. Та й с Гришей вы знайомы. Вин зла никому нэ зробыв, умолял он своего командира. – Будь ласка, пан командир, отпусты йих».
И опять смотря на главаря, с надеждой в голосе повторил: «Нехай соби йидуть до миста. Воны ж тут працювать будут».
Вокруг воцарилась тишина, можно было услышать дыхание рядом стоящих людей. Все молчали – ждали решения главаря. А я плакал от страха. Мне было очень страшно. Я боялся этих угрюмых, заросших волосами лиц, что так неприязненно, исподлобья, смотрели на нас.
Читать дальше