Александр Гайсин - Любовница Иуды

Услышав за спиной чье-то жесткое дыхание, Иуда с печальной улыбкой обернулся и замер: из кулачка хозяйки дома змеиным жалом выскочило тонкое лезвие и уткнулось ему в подбородок, а ещё недавно приятное, даже эффектное лицо Марсальской подурнело от грубой ненависти.

– Слушай меня внимательно, козел продажный. Не вздумай вести эти разговоры с моими пещерниками. У нас тут много осин, и мы с радостью повесим тебя во второй раз. Не перечь, когда я буду всем внушать, что ты – правая рука Князя, явился к нам по моей просьбе, уважив желание его любимой ученицы. Ферштейн?..

По её самоуверенному голосу и уничтожающему взгляду Иуда понял, почему Марсальская спрашивала о наличии у него тайных возможностей – боялась обжечься! А теперь осмелела, убедившись, что гость серьезной опасности не представляет. Её расчетливое коварство возмутило Иуду: он плюнул в бесстыжие насмешливые глаза и, когда она отшатнулась, влепил такую смачную затрещину, что хозяйка отлетела к трюмо и ударилась затылком о тумбочку. Иуда вырвал у неё нож и отхлестал бесстыдницу по щекам.

– Руку на мужчину поднимать? На своего Адама? Дщерь проклятого Содома! – К его удивлению, Марсальская не стала царапаться или кусаться, а плотно обхватила его ноги кольцом гибких рук, прижалась к нему грудью и сладострастно возопила:

– Наконец-то! Узнаю Иуду! Ах, какая лепота! Бей меня, Иудушка! Лупи, топчи, насилуй! Ну же, родной! Ты наш, наш!

– Я ничей. Запомни, женщина, – Он оттолкнул Марсальскую и досадливо отвернулся. В нём опять заворочалось грубое желание распять Ираиду на полу и овладеть ею со всеми прихотями, как рабыней-набатеянкой.

Внизу с грохотом опрокинулся стул. Послышались скрипучие шаги по деревянной лестнице. В напряженной тишине громом прогремел сырой голос атамана Бабуры:

– Ираида Кондратьевна! Товарищ Марсальская! Ты где? Екалэмэнэ! Хочу вина и любви!

Хозяйка особняка стерла с губ кровавую слюнку, чертыхнулась и ловко вскочила на ноги, двигаясь с кошачьей грацией. Быстро поправив волосы у зеркала, Ираида преданно обняла Иуду за шею. Прикусив мочку его уха, она потянула носом и прошептала:

– Я балдею от твоего могильного амбре!

Утром, проснувшись, но не поднимая век, напитанных пробивающимся сквозь гардины солнцем, Иуда улыбнулся от мысли, что вот он снова исчислен и взвешен, как люстра или кровать. Понежившись несколько минут, он с неохотой встал, надел свой траурный чёрный костюм, уловив от пролежавшей материи тревожно-приторный запах сосны, и спустился вниз.

Хозяйку он нашел на маленькой веранде, испещренной оливковыми пятнами солнечного света. Марсальская была в бязевом халате, схваченном в талии широким поясом, и в остроносых парчовых домашних туфлях. Она выглядела, несмотря на явную печать ночных грехов (а может, и благодаря им), соблазнительней, чем накануне. Когда, разливая чай, она склонялась над плетеным столиком, за которым играли в шахматы пунцоволицый атаман Бабура и золотушный мальчик в кремовой панамке, Иуда с новым вожделением ласкал глазами тугие полушария её плотно обтянутого халатом зада – хотелось шлепнуть по нему всей ладонью, как шлепал когда-то в юности, проходивших в усадьбу, девок-поденщиц.

Атаман Бабура насупился и крякнул в растрепанные усы.

– Доброе утро. Как спалось? – спросил он сипло.

– Отлично. Как и две тысячи лет назад. Там ведь не выспишься… – Иуда ткнул пальцем в распахнутое небо. – Там вся жизнь – сплошной сон, постоянное бодрствование…

Он присел за столик, и Марсальская с многозначительной улыбкой пододвинула к нему фарфоровую чашку с горячим чаем, по запаху напоминавший ливанский кедр. Вдохнув этот чудесный аромат, Иуда радостно засмеялся, но никто причины его смеха не понял. Бабура молча вздернул лохматую бровь, поглядел на мальчика и побежденно поднял руки: сдаюсь, дескать, баста. Лицо атамана цвета обожженной глины, казалось, кто-то долго и злобно мял могучей пятерней, и теперь он с трудом пытался придать ему достойное выражение. На потной шее, рядом с адамовым яблоком, темнела бурая петелька засоса. Бабура вытер выступивший пот верхом казацкой фуражки и покосился на Иуду.

– А сейчас давайте всерьёз познакомимся. Пошутили вчера, и будя. Я крутой материалист. Мой аргументг – инстинкт продолжения рода. Екалэмэнэ! Я вот битый час ломаю голову, каким же транспортом вы добирались до нашего острова? Не на подводной же лодке? Как преодолели блокаду?