Майкл Маршалл - Мы здесь

Это привело к тому, что я высказал: ей ли, черт возьми, рассуждать о таких вещах, с ее-то куцым опытом матримониальных отношений? Тут уж она сорвалась окончательно, на крик: у нее-де опыта посолидней, чем я думаю. А дальше больше: что я ее достал этим своим отношением к ней, как к ребенку, – и это оказалось для меня таким громом среди ясного неба, что я уже не был уверен, куда нас кривая выведет. Сноровка мне, можно сказать, изменила, и пошло-поехало…

В общем, хотя Си-эн-эн остаток нашего пути до ресторана и не заснял, но было громко . Жар такой, что впору присылать бригаду пожарных.

Сидеть на задах бара мне в конце концов надоело (Кристина в это время, яркоглазая и прекрасная, любезничала из-за стойки со всеми, кроме, разумеется, меня). И я ушел. А что: где мы живем, ей известно, а остальное… да ну их нах!

Шкандыбая по улице, в конце квартала я неожиданно увидел Лидию. Она стояла спиной ко мне, а лицом – к проезжей части, и я, честно говоря, попытался проскользнуть мимо незамеченным.

– Не дрейфь, – сказала она вдруг, не оборачиваясь, – я их не видела.

– Угу, – буркнул я. – Вот и хорошо.

– Зато других тут тьма, – добавила бродяжка ворчливо. – Столько повылезло, что плюнуть некуда!

Я огляделся, убеждаясь в том, что и без того было видно: людей на улицах раз, два и обчелся, как вообще-то и положено по будням во втором часу ночи.

– Ага, – повторил я.

Лидия посмотрела на меня с печально-задумчивой улыбкой. На мгновение ее глаза как будто прояснились, и сквозь грим морщин и общей замызганности вдруг проглянуло то, что, вероятно, могли в ней видеть мужчины сорок лет назад.

А потом эти глаза опять подернулись мутноватой пленкой, как у птиц.

– Фрэнки был сучий потрох. Мразотины кусок, – сказала старуха.

– Чего?

– Чего, чего. Того! – Внезапно озлясь, она подскочила ко мне и костистым кулачком помахала перед моим лицом. – Все вокруг мрази, вот чего! – прорычала она. – И хер вы что у меня слямзите, воришки паскудные, понятно? Нос откушу! Порежу!

– Как скажешь, Лид.

– А ты-то че? Да пошел ты нах, козел! Надо будет – тебя тоже ухерачу!

– Ладно, ладно. Пока.

И я побрел прочь, отчего-то не в настроении от ночного мегаполиса. Во всяком случае, сегодня.

Кристина пришла домой ближе к трем. Мы поговорили. Не целовались и не миловались (эффективным способом улаживания спора соитие у нас не считается, во всяком случае, если спор серьезный), но понемногу начали посмеиваться и подтрунивать над собой, и Крис в конце концов заснула у меня в объятиях. Я лежал, готовясь откочевать вслед за ней. Город внизу шумел как будто далеко-далеко, словно мы находились в крохотной келье наверху каменной башни где-нибудь в потустороннем мире. А ветер снаружи, надо сказать, разгулялся не на шутку. Его завывания здесь, в нашем скворечнике, всегда слышатся сильнее, чем внизу, но теперь он, можно сказать, ярился по полной. Впечатление было такое, будто кто-то в сердцах расшвыривает по крыше подвернувшиеся под руку мелкие предметы.

Споры я не люблю. В них всегда присутствует оттенок поражения, который я почему-то отношу на свой счет. Довольно скоро голову мне стало будто распирать изнутри: тут уж поневоле откроешь глаза.

Видимо, оттого, что в большой комнате что-то гукнуло. Я осторожно снял руку Крис со своей груди и выскользнул из кровати.

Источник звука оказался и прост и банален: у Кристины на кухонном прилавке остался сотовый, и экранчик на нем светился. Было видно, что поступила эсэмэска. Среди ночи это мог быть только спам, а потому я положил мобильник экранчиком вниз на диванную подушку, чтобы, если что, шум от вибрации гасился понадежней.

С минуту я бесцельно стоял, пока не решил прибегнуть к испытанному средству, что помогает мне заснуть: некрепкий кофе и сигарета. Понятно, что в сочетании эти два стимулятора дают прямо противоположный эффект, но… не со мной.

Я на автопилоте намутил растворимого, при этом пытаясь не переживать о проблеме с преследовательницей Кэтрин. Вероятное объяснение здесь, похоже, только одно, так что пускай теперь Уоррен сама дожимает. Хотя отделаться от этих мыслей оказалось не так-то просто. Оттого мне, похоже, и не спалось; да еще и остатки адреналина, вызванные бурным спором с женщиной, которую я хорошо знал и, похоже, все больше любил.

Перед мысленным взором у меня то и дело очерчивалось лицо той девицы в плаще, когда она оказалась загнана в угол. Сколькие из наших ощущений бывают придавлены, сглажены, смягчены… Моменты перед автоаварией, всплывая в памяти, дробят и без того тонкую защитную оболочку вокруг человеческой жизни. Что это была за женщина и чего ей было нужно? Кто она, нормальный в целом человек или отъявленная бандитка? На что она рассчитывала, следуя за Кэтрин по пятам, даже если между ней и Марком что-то было? Ну а то, что мы приперли ее посреди улицы, – заставит ли ее это уняться, действовать более осмотрительно или, может, наоборот, подстегнет? И где она теперь? Где она вот прямо сейчас ?