Майкл Маршалл - Мы здесь

В основательности этим вандалам отказать было нельзя. Теперь у меня имелась уйма времени, чтобы перебирать весь этот хлам. А Кристина теперь вряд ли решится даже подойти к телефону. Подумать только, все это было проделано за каких-то пару часов! Просто шок. В памяти у меня квартира была все еще в своем живом, вчерашнем виде. Ум не сразу способен смириться с такой потерей.

В конце концов Крис посмотрела на меня. Глаза ее были сухими, но часто моргали:

– А в другой комнате… то же самое?

– Да.

– Получается, хорошо, что мы нынче не ночевали дома, да?

– Получается так. И сейчас нам, пожалуй, тоже не надо здесь задерживаться. Он вернется. Он это сделал только потому, что не мог вот так же расправиться со мной.

– Боже правый!

– Кстати. К сожалению, он порвал и сжег не все . Я не могу найти твоего дневника и той тетрадки, куда ты все упорно записываешь. Типа твои пароли, счета в банкоматах. И твою кредитку.

– Слушай, а ведь он маньяк. – Это прозвучало не вопросом, а скорее утверждением. – В смысле, настоящий.

– Пожалуй. Человек в гневе просто все крушит. А это прямо-таки демонтаж. Он расхаживал туда-сюда, ломал все, что можно сломать, а затем проходил и доламывал еще раз. Не хочу думать, каков был бы эквивалент проделывать такое же на человеке. Особенно на нас. Пойдем-ка отсюда.

– Куда?

– Не знаю. Во всяком случае, не к Джефферсу. Он уже и без того увяз. К тому же не думаю, что сан священника остановит руку Райнхарта.

– Но тогда куда? – повысила голос Кристина. Реальность происходящего начинала постепенно проникать вглубь ее сознания. На щеках моей подруги выступили пятна нервного румянца. – Куда нам податься, Джон? В гребаные бомжи , что ли? Или нам догнать Лидию и спросить, знает ли она какие-нибудь хорошие парки, где можно перекантоваться?

– Первое, что надо сделать, Крис, это отсюда убраться. Я серьезно. Давай поговорим обо всем снаружи.

– Снаружи – это во дворе, что ли?

Я ее обнял:

– Где приткнуться на ночь, мы найдем. Заночевать можно хотя бы в баре: у Марио там серьезные замки. Ну а потом…

Я осекся: в самом деле, что тут можно сказать? Может (дурь несусветная, но все-таки), поговорить с Лиззи, Меджем или кем-то из их компании: у них наверняка есть места, куда можно приткнуться на ночь. Может, там сыщется местечко и для нас. А может, и нет.

Кристина молчала. Она пристально смотрела мне через плечо – вероятно, заметила что-то еще не сломанное, не загубленное или же просто старалась смотреть поверх всего этого хаоса.

– Ты здесь когда был? – спросила она. – Со скольких до скольких?

– Не знаю, – ответил я. – Где-то в районе десяти. А что?

– Ты когда вышел из дома? Сразу после нашего телефонного разговора?

– Ну, наверное. Внизу я определенно проторчал не один час. А что?

Крис выпуталась из моих объятий и указала кивком на окно. Я повернулся и посмотрел туда. Сквозь налет пыли и дождевые потеки там проглядывала надпись.

– Она там была, когда ты был здесь? – уточнила моя девушка.

– Нет, – ответил я, приближаясь к окну. – Меня, кстати, удивило, что он не высадил и стекло. В тот момент на нем ничего не было.

Выгибая головы и ловя свет под углом, мы вгляделись в надпись. В отличие от предыдущих она читалась не в пример легче. Оставивший ее как будто старался изо всех сил, вкладывая в нее максимум сосредоточенности.

На стекле значилось:

Пойду поговорю с другом.

Спасибо:-)

Л***

– О нет! – Кристина уже выбегала за дверь.

Отвернувшись от уже отпертой входной двери, Кэтрин обнаружила, что Элла с Изабеллой, вопреки ожиданию, стоят не на ступеньках сзади, а все еще топчутся внизу на тротуаре. Более того, ее дочки о чем-то спорили. Ссора зрела еще с того момента, как она забрала их из школы. Обычно девочки уживались друг с другом, как всегдашние соперницы за родительское внимание и ресурсы, но бывало и такое, что по какой-нибудь причине (а то и без нее) между ними неожиданно вспыхивал огонь конфликта. Почти всегда зачинщицей была Иза-белла. У нее насчет всего имелось мнение – причем более жесткое и категоричное, чем у ее сестры, – и она без всяких комплексов пускала в ход силу, чтобы всем его навязать. Элла была покладистей, внушаемей и в целом плыла по течению. Иза же воспринимала мир как что-то недоделанное, а себя в нем видела неоспоримым вектором силы, единственно способным его изменить. Кэтрин втайне надеялась, что это свойство она переняла от матери.