Андрей Диченко - Плиты и провалы

– Тебе нужно увидеть и понять, что ты видишь перед собой. Теперь мы все здесь. Даже ты, – сказала ЛОМО. Говорила она так, будто и вовсе не было никакого диктата со стороны Кисейной Барышни. В это время Кисейная Барышня извлекла из-под балахона несколько черных углей и кинула их в бочку. Из нее повалил черный дым, который обволакивал Валеру, создавая некое подобие кокона.

– Теперь твоя очередь понимать, что в нас сокрыто, наш маленький друг. Ведь ты ищешь ответ на свой вопрос? – спросила Сашина Дочь. Валера догадался, что речь идет о духовном объекте, который завершал жизнь самоубийством, но появлялся в его мире в разных образах.

Сашина Дочь наконец-то прикоснулась к Валере. Ее палец дотронулся до складки его влажного лба. Валера ощутил, как когтистый демон подкрался к нему, не оставив шансов на сопротивление. Полностью отдавшись Сашиной Дочери, он ощутил в себе острые края большого ветрового стекла, на котором царапинами были изображены фантастические материки и океаны некогда плоского мира. Реки, береговые линии, разломы, неправильной формы фигуры и абсолютно плоские двухмерные пространства. Демон впился в плечи Валеры, дав крови выплеснуться и каплями упасть на мокрый асфальт. Но боли не было. Одно лишь ощущение, что жизнь из него выкачивают как гной из запущенной раны. Медленно, но необратимо Валера слеп и глох, задыхался. Наконец он почувствовал, как само его тело развалилось на части и рухнуло в пропасть. Высвободилось только сознание, медленно дрейфующее к новым сосудам.

То, что раньше было человеком, стало духовным наполнителем безграничных пространств. Оно могло одновременно быть в каждой его точке или же модифицироваться в отдельный нейрон множества тел, что расхаживали и покоились, подчиняясь законам воссозданного ими же общества.

Первым пунктом для постижения стал мир объекта «Сашина Дочь».

В мире неразумных машин и глупых людей душа объекта «Сашина дочь» принадлежала прекрасной девушке Ане. В солнечный день она шагала по обшарпанному бульвару затхлого восточноевропейского города и, улыбаясь, смотрела в лица прохожих, старясь уловить их бренные мыслишки. Люди шли по своим делам. А когда встречались взглядом с лучезарной Аней, то старались делать вид, что не замечают ее глаз, способных видеть нечто большее, нежели объекты из металла и камня. Будто и не было ее вовсе – такой одной и неповторимой, что искала чистой романтики среди катакомб рутины и мечтаний.

Овеваемая летним ветром, она села на лавочку. Напротив нее будто вылезшее из-под земли возвышалось страшное правительственное здание, основание которого поддерживали величественные колонны, выкрашенные в красный цвет. Крыльцо здания пустовало, и лишь изредка из массивных деревянных дверей, украшенных авторской витиеватой резьбой, появлялись люди и тут же исчезали в толпе. Аня провожала их мысленным добрым напутствием, а они будто чувствовали ее невинную слежку, отворачивались, а затем быстрым шагом удалялись прочь.

Изредка проходившие мимо нее старики пытались заглянуть ей в лицо, но, когда встречались с наивным взглядом и нежными чертами, сразу делали вид, что обознались. А Аня улыбалась и не понимала, почему в городе, где проживают миллионы людей, так много одиноких и запуганных.

«Может, этот воздух пропитан парами антивещества, от которого людям тяжело дышать и мысли падают на самое дно рассудка?» – думала она и старалась втянуть побольше кислородной смеси, чересчур приправленной выхлопными газами и выбросами мрачных фабрик, которые черными кляксами будто бы наобум были разбросаны по городу неведомой темной силой.

На ближайшем перекрестке широких улиц желтым цветом мерцал светофор. Люди, стоявшие возле пешеходного перехода, подозрительно поглядывали из стороны в сторону, пытаясь уловить момент, когда машин будет мало, и тайком перебежать на другую сторону улицы. Кажется, у каждого из них была всего одна цель – скрыться в тесном пространстве квартиры со скрипящим полом, прижав к себе авоськи с нехитрой утварью. А потом так и сидеть, пока не наступит рассвет.

Аня поднялась с деревянной лавки и грациозной походкой побрела к пешеходному переходу, желая поближе подойти к красному зданию, которого все так боялись и сторонились. Страх, который, быть может, исходил из жерла этой конструкции, был совершенно неприменим к юному восемнадцатилетнему созданию с кроткой улыбкой и роскошными ресницами (что казались магическими в мире полностью стандартизированной неестественной красоты).