Владимир Власов - Второе воскресение

Макаров, возвращаясь на станцию, пытался взять себя в руки. До конца дежурства оставалось почти два часа. Прежде всего, нужно было допросить других задержанных, составить протоколы, рапорт по форме, как все произошло. В зале ожидания все еще никого не было. Утренний поезд прибывал только через сорок минут.

В служебной комнате он снял с кованой двери висячий замок и тщательно осмотрел. Никаких следов взлома. Злоумышленник явно открыл замок отмычкой, но как он смог дотянуться до замка через верхнее оконце? Для этого нужно было вдвое нарастить руку.

Макаров, не теряя времени, набрал ведро холодной воды и вылил на голову пьяному. Тот враз протрезвел. Он уже не орал: "Черемхово, Черемхово…", а лишь хлопал глазами и дико озирался по сторонам.

– Где я? – пролепетал он.

– В камере предварительного заключения.

– А что я наделал? – спросил он упавшим голосом.

– Напился, как свинья.

– А еще что?

– А этого, по-твоему, мало?

Отрезвевший умолк, он явно был в подавленном состоянии духа.

– Выметайся живо, – сквозь зубы процедил Макаров. – Чтобы духу твоего не было. В следующий раз обязательно сдам в медвытрезвитель, и штраф заплатишь.

Следствие не нуждалось в пьяном, который только путал логический ход мыслей сержанта. Поэтому Макаров избавился от него.

– Ну, живо! – приказал ему милиционер.

Отрезвевший, вскочив, тут же растянулся в собственной блевотине, нахлобучил шапку на мокрую голову и почти на карачках скрылся за дверью.

– Подъем! – взревел сержант.

Заключенные соскочили со своих постелей. Они стояли заспанные и обалдевшие, с помятыми физиономиями: Котя, Павел и Петр, три друга-товарища по несчастью и по камере.

– Что? Уже на Страшный Суд? Так рано?

Макаров осмотрел их пристальным взглядом, его выбор пал на Павла.

– Вы за мной, остальные останьтесь.

Выведя Павла из камеры, сержант запер дверь и при-гласил его к столу.– Значит, ездите без билетов и отказываетесь платить штраф?

– Так у меня денег нет, – напомнил ему Павел.

– Да, знаю, но это не снимает с вас ответственности за безбилетный проезд, который, в свою очередь, является грубым нарушением…

Недосыпание и пережитые треволнения путали мысли Макарова.

– Да, о чем я?

– О том, что безбилетный проезд, в свою очередь, является грубым нарушением.

– … правил пользования транспортом, – закончил свою мысль Макаров, – и поэтому вы должны заплатить штраф.

– Я бы с удовольствием заплатил, – уже в который раз принялся объяснять Павел, выворачивая карманы, – но денег-то нет.

– Я уже об этом слышал.

– От того, что слышали, у меня денег в кармане не прибавилось.

– Знаю, – сказал Макаров

Он пробежал глазами протокол, сделанный накануне при задержании.

– Временно не работаете? Значит, денег ожидать вам не от кого, и на работу вам сообщить нельзя. Придется вас привлечь к уголовной ответственности за тунеядство.

– Товарищ начальник, пожалейте.

– Гусь свинье не товарищ, здесь я для вас гражданин.

– Гражданин начальник, не губите меня. Как только приеду в город, я сразу устроюсь на работу. Я же еду из деревни от матери, гостил у нее, деньги кончились, а просить у нее неудобно, ей семьдесят четыре года, сама живет бедно, вот и пришлось ехать зайцем. Какой же я был бы сын, если бы тянул с нее последнюю копейку. Приеду в город, устроюсь работать, буду посылать ей деньги. И жене с дочерью пошлю, хоть с ними уже не живу.

Макаров испытующе смотрел на безбилетника, вдруг его позиция неожиданно изменилась.

– Хорошо, я вас не привлеку за тунеядство по статье. Даже отпущу с миром и не возьму штраф. Более того, дам три рубля, чтобы вы купили билет и доехали до города как сознательный пассажир. Но при одном условии.

– Говорите, гражданин начальник, все исполню.

– Вы должны мне сказать, слышите, только чистосердечно…

– Всё, как на духу, выложу.

– Вы должны мне сказать, о чём говорил с вами вечером задержанный, по кличке Иисус, и что он потом делал.

Павел обалдело смотрел на милиционера, затем выпалил:

– Так что же он, сбежал, что ли?

– Вопросы задаю я.

– А-а, понятно. О чем он говорил? Да ни о чем не говорил. Молчал весь вечер.

– Припомните хорошенько, может быть, обронил какую-нибудь фразу?

Павел напрягал память.

– Нет, решительно ничего не припомню. Я даже его голоса не слышал. Он слова при мне не вымолвил.

"Осторожный, – подумал сержант, – боялся сболтнуть лишнее даже им, товарищам по камере. Тёртый калач."