Владимир Власов - Второе воскресение

Котя слепил еще один снежок и запустил им в окно зала ожидания, выходящее в скверик. Старуха в окне погрозила ему кулаком. Затем он обежал здание вокзала с другого торца и выбежал на перрон.

В это время по железнодорожным путям проследовал скорый поезд. Котя спокойно семенил по перрону, а иностранцы и простые пассажиры обалдело облепили окна вагонов. Подобную картину им еще не приходилось наблюдать ни на одной станции Транссибирской железной дороги. Котя приветливо помахал им рукой. Дежурная по вокзалу, вышедшая встречать поезд, стояла с поднятым флажком и внимательно следила за буксами проезжающих вагонов. Она не могла видеть того, что творилось у нее за спиной. Котя пробежал рядом с дежурной по вокзалу и направился к входным дверям.

Дверь оказалась запертой. Котя дернул дверную ручку сильнее. Безрезультатно. Внутри – никакой реакции.

– Ты что же, старая, уснула там? – заорал он в щель между створками дверей.

Но изнутри ответа не последовало.

Котя забарабанил кулаками в дверь. Тишина. Поезд прошёл, и дежурная обернулась. Она ахнула, увидев голого мужчину, ломящегося в здание вокзала.

– Ну, старая карга, ты у меня доиграешься, – орал Котя и стучал кулаками и ногами в дверь. – Я сейчас отправлю тебя на живодерню.

Дежурная по вокзалу бочком-бочком припустила бежать в сторону водокачки, в мастерскую к железнодорожникам. Никто не знает, что она подумала, глядя на голого человека, орущего про живодерню, но по её виду можно было судить, что вся эта сцена нагнала на нее много страха.

Котя, уставший барабанить в дверь, подошёл к окну и попытался рассмотреть, что происходит в зале ожидания. Там никого не было, а его одежда исчезла с лавки.

– Ах ты, старая падла, ты еще такую шутку вздумала выкинуть, – рассвирепел Котя и принялся тарабанить в окно, готовое разлететься вдребезги.

На какое-то мгновение появилось испуганное лицо буфетчицы. Она в ужасе отпрянула от окна, и опять все стало тихо.

Котя от досады собрался было выбить окно, как дверь открылась, и на пороге появился старшина Потапов, дежурный милиционер по вокзалу.

– Ну входите, входите, молодой человек, – гостеприимно распахнул он двери. – Милости просим. Озябли-с?

Котя не ожидал такого поворота событий и в нерешительности топтался на месте. Ноги примерзали к утоптанному снегу, все тело содрогалось от холода, зубы отбивали чечетку, орган деторождения сморщился и съежился.

– Прошу, прошу же, – ласково приглашал старшина. – А то вы простудитесь, заболеете и умрете.

Котю, как магнитом, тянуло в тепло. Он вошел в здание вокзала, посиневший, с трясущейся челюстью.

– Где же вы потеряли одежду, гражданин хороший? – участливо спросил Потапов. – Может быть, вас раздели? Ах, какие беспардонные грабители, даже трусов вам не оставили.

Котя силился что-то сказать, показывая на скамейку, где он оставил свою одежду, но челюсти у него словно свело судорогой, и вместо голоса были слышны лишь звуки: цак-цак-цак.

– Ну, вот что, – сказал Потапов, – пожалуйте в комнату милиции. Мы составим протокол о случившемся.

Котя в сопровождении милиционера проследовал мимо буфета. Буфетчица забилась в свою каморку и даже не выглянула, до того она была женщиной скромной и стеснительной.

В знакомой комнате милиции уже сидела уборщица и плакала в носовой платочек. Котиных вещей нигде не было видно.

– Присаживайтесь, любезный кавалер, – предложил ему стул Потапов рядом со старухой. – И расскажите мне, какой вышел спор промеж вас.

Котя только сейчас вспомнил о зажатой в кулаке рублевке. Он хотел спрятать ее в карман, но карманов на его голом теле не оказалось. Старуха плакала навзрыд.

– Вы что же, рехнулись оба? Такой спор затеяли, – строго произнес Потапов, глядя на странную компанию.

– Вот сейчас я составлю протокол по всей форме и от-правлю вас обоих в КПЗ на пятнадцать суток за хулиганство.

– Миленький, прости, больше не буду, – завопила старуха. – Черт попутал. На старости лет совсем из ума выжила. А этот окаянный разделся в зале еще до того, как мы поспорили. Сидел в одних трусах, все свои прелести выставил напоказ. Ну и дернул меня леший, старую, сказать ему, что не верю, что он обежит вокруг вокзала голым, в чем мать родила. Сказала-то я в шутку, а он, дурак, побежал.

– Так-с, значит, говоришь, что сказала в шутку, – протянул Потапов. – И рубль ему дала за это.

– Попутал черт, грешную. Думала, что не побежит, аи вон те на, что вынудил.