Олег Кожин - Рассвет

Все как обычно: пиликнул телефон Антона, Настя сняла трубку. Отрывисто поздоровалась и долго-долго молча слушала собеседника, постепенно темнея лицом. Глядя на нее, Света до смерти перепугалась, что вновь произошло ужасное, непоправимое. Она попыталась отобрать телефон у подруги, но та отвела руку, решительно встала, вышла в другую комнату и уже там заорала на невидимого собеседника.

– Он умер! Умер, как вы не понимаете?! У вас вообще совесть есть?! Что вы за человек такой?!

На мгновение замолчала, словно набирая воздух для нового вопля, но ответила неожиданно тихо и холодно.

– Подождете, ничего страшного. Квартира проплачена до конца месяца. Месяц кончается через две недели. И если хоть что-то из вещей пропадет, я ваш маленький бизнес скормлю налоговой инспекции. Надеюсь, мы друг друга поняли, – с нажимом закончила Настя.

Она вышла из комнаты, пунцовая от ярости. Подчеркнуто вежливо попрощалась и швырнула трубку на диван.

– Этот козел звонил… у которого Антошка квартиру снимал. Говорит, новые жильцы въехать хотят. Тварь… Свет?

Она присела возле подруги на корточки, сжала ее колени.

– Надо будет в ближайшие дни поехать и разобрать все. Свет?

Света притянула ее к себе, уткнулась зареванным лицом в макушку. Так и сидела, а Настя покорно ждала, пока подруга успокоится. Слезы катились устало. Вспомнилась старая сказка о женщине, что от горя выплакала глаза до полной слепоты. Новые жильцы, въезжающие в квартиру брата, стали последним кусочком мозаики, на которой, как оказалось, были изображены угрюмые сосны и взбегающее на холм, утыканное крестами кладбище.

Поехать разбирать вещи брата через пару дней не получилось. Подготовка к похоронам отнимала уйму времени, а вечером попросту не оставалось сил, чтобы тащиться на другой конец города. Туда, где Света так и не побывала, но где – она знала это совершенно точно – каждая мелочь будет напоминать об Антоне. Если бы не Настя… Если бы не Настя… Да, Света иногда поглядывала на злополучное окно с абсолютно нездоровым интересом.

Тяжелее всего дался поход в ритуальную фирму. Вид похоронных атрибутов, выставленных на продажу, добил Свету окончательно. В отличие от морга, здесь не пахло разложением и тленом. Напротив, благоухал сандал, а от девочек с профессиональными печатями скорби на лицах тянуло «Диором» и «Живанши». Не хватало воздуха, хотя душно не было: кондиционер принудительно гонял прохладу по комнатам, заставленным крестами, искусственными венками, макетами памятников и… гробами. Света дышала старательно, словно делала упражнение, думая только о том, как бы не грохнуться в обморок. Настя поддерживала ее под локоть, отчего Света чувствовала себя старой и немощной. Развалиной.

– …красный бархат…

– Что? – переспросила Света.

Пухлая девушка из ритуальной службы сложила на дородной груди пальцы, унизанные золотом. Соболезнующая маска прилипла намертво, но глаза отражали тоску, рутину. Девушка хотела домой, пить кофе с коньяком и смотреть сериалы.

– Красный бархат, – терпеливо пояснила она. – Обивка. Не очень дорого и смотрится достойно. Есть лакированный вариант, но по деньгам почти вдвое дороже…

Свету замутило. Любую, даже самую неприглядную смерть здесь стремились обрядить покрасивее. Исподволь давили на жалость, невзначай роняли фразы в духе «родные и близкие достойны самого лучшего», «они с нами, пока мы заботимся о них», и тут же демонстрировали каталог костюмов или широким жестом охватывали выстроенные вдоль стен надгробия. Как будто умершим не все равно. Как будто Антону, с пробитой ребрами грудной клеткой, с выпирающими из-под кожи шейными позвонками, Антону с головой, треснувшей, как переспелый арбуз, не все равно, в каком костюме его зароют.

– Много цветов заказывать не нужно, – доверительно сообщила ритуальщица. – А то, знаете, завалят могилу букетами, так что и не видно ничего. Пять-шесть букетов будет в самый раз.

Свете захотелось заорать. Схватить эту сонную курицу за грудки, встряхнуть как следует. Отхлестать по щекам, крича в одутловатое лицо, что нормально не будет, потому как нет ничего нормального в мире, где человек без видимых причин выходит в окно. Где от небытия отделяет один крошечный шаг и быстротечное падение. Где все хрупко, тонко, как едва ставший лед, под которым бесшумно скользят игольчатые гребни и темные плавники древних тварей, – и завтра в окно может выпасть кто-то из твоих друзей. Близких. Ты сама.