Арман Цыбульский - Пани Ка

– Что случилось? – окликнула его Нина с заднего сиденья; она ещё не успела увидеть того, что происходило на дороге.

– Чуть кошку не убил. Точнее, кота. – Рустэм медленно тронулся, выезжая с обочины. Нина смогла разглядеть происходящее:

– Фу, какая гадость! Ты же чуть в кювет из-за них не уехал! Лучше бы раздавил!

– Не лучше… Машину можно починить. Проблемы решить. А жизнь уже не вернуть. Вот ты видишь это, и тебе оно кажется мерзким. А сами-то мы сильно от них отличаемся?

– Не замечала раньше, чтобы ты был таким любителем животных… – напряжённо заметила Нина.

– Я не любитель. Вообще, считаю, что животные – это чистое зло. Тело, наполненное инстинктами, с полным отсутствием любви. Любители животных склонны очеловечивать их, но это ошибка.

– Ну ты даёшь!

– А что? Я со своим отношением причиняю им меньше вреда, чем большинство любителей животных. Животные должны жить в своём мире, а мы в своём. Но на самом деле, наше естество в своей основе – абсолютно идентично животному. То есть мы такие же, как и они, просто в нас добавлено нечто постороннее. Мы считаем это душой, разумом или ещё чем-то. Только это даёт нам возможность не быть абсолютным злом. Поэтому мы и вреда животным причинять не имеем права, но и с добром со своим к ним лучше не лезть. Свои среди чужих, чужие среди своих.

– Подожди! Ты вот говоришь: «В них любви нет»! Но ведь от них и мерзости видишь меньше, чем чего-то хорошего. Мне кажется, ты тут не прав. В них любви иногда даже больше, чем в нас. Ты не слышал, как собаки тоскуют без своих хозяев, а порой и жизнью жертвуют, или как те же кошки, жертвуя собой, котят из огня вытаскивают?

– Собаки склонны к привыканию. Преданность – это не любовь. Люди тоже, заметь, в определенные моменты идут на риск, спасая своих вождей (всегда надеясь выжить, между прочим), но разве можно это назвать любовью? Ты говоришь, кошка котят спасает… Как бы это цинично ни звучало, но когда кошка спасает котят и когда кот трахает мёртвую самку на дороге – ими движет одно и то же. И только мы, люди, наделённые тем внутренним светом, который отличает нас от животных, способны разделять эти полностью противоположные действия. Мерзость или красота – это лишь наша нравственность, но животными руководит всего-навсего низкий инстинкт, но всё-таки не любовь.

– М-да, Рустэм… Ты сейчас просто стираешь во мне то, что делает меня человеком! – иронично заметила Нина. Рустэм рассмеялся:

– А ты в чем-то права! Поэтому иногда нам не нужно много думать. Нужно просто соблюдать закон! В данном случае – убивать нельзя, какие бы уродливые формы ни принимала жизнь.

Асфальт был разбит, поэтому Рустэм ехал медленно, объезжая каждую яму. Минут пять оба молчали, и экстрасенс ощутил какой-то сгусток напряжения. Будто они всё больше удалялись от реального мира. По обе стороны тянулись ровные ряды молодых берёз. Свет фар выхватывал их из темноты, словно строй инопланетных магов в белых балахонах. Неестественно высокие и тонкие фигуры, безучастные к тому, что двигается по дороге, казалось, лишь еле слышно перешептывались без каких-либо эмоций. Их блеклые одежды легко шевелил ночной ветерок. Существа не от мира сего, которым безразличны земные создания с их страданиями, как будто выжидали момента, чтобы выполнить свою таинственную задачу, готовясь нанести смертельный удар.

Рустэм с нарастающим изнутри страхом смотрел на ряды берёз, не понимая, что именно его пугает. Через несколько минут дорога закончилась небольшой площадкой, по краю которой, словно стражи, стояли несколько старых клёнов. Экстрасенс развернулся по кругу и остановился, осветив фарами ворота и за ними усадьбу пани Катерины.

– Это её дом? – воскликнула Нина сзади. Рустэм склонился к рулю, разглядывая владения клиентки.

– Угу.

– Ничего себе!

Дом Катерины оказался не простым – это была настоящая дворянская усадьба, принадлежащая когда-то польскому роду. Возможно, и сам городок образовался из некогда принадлежащего этому роду села. Фасад серого, потертого здания по краям украшали две башни с конусообразными крышами. В двух окнах второго этажа за занавесками теплился красновато-желтый свет. Из окон и застекленных дверей холла тоже лился свет, желтым контуром вычерчивая крыльцо. Больше света нигде не было видно. Дом был огорожен внушительным каменным забором, больше похожим на старую стену, местами покрытую мхом и вьющимися растениями.

«Она что, одна там живёт? – подумал Рустэм. – Тут любой спятит!».