Кэт Ховард - Розы и тлен

– Договорились, – кивнула я. – Я подготовлю эти куски, когда вернусь домой. – А потом ушла, резко прервав встречу. Я была готова разрыдаться, и не хотела, чтобы она видела меня плачущей. Где-то в глубине души я рассматривала ее требование как предательство, словно она вдруг решила поменять правила в самый разгар игры, а это было несправедливо.

Но я была зла и на саму себя, ведь я знала, что не права. Я прекрасно осознавала, что обратная связь является частью творческого процесса, и что Бет еще во время нашего первого свидания сказала, что не позволит мне терять время даром, пока я в «Мелете». Мы жили здесь уже шесть недель, а я еще ничего не показала из того, что написала, а значит, не воспользовалась ее опытом и мастерством. И не по какой-то достойной причине, а просто из опасения, что она скажет мне, что я недостаточно хорошо пишу, и никогда не смогу написать ничего стоящего.

Марин в студии я не обнаружила, но упорно продолжала идти в том же направлении в надежде, что, может быть, сумею найти студию Эвана. Я все еще была в слишком паршивом настроении, чтобы оставаться наедине с собой.

Здания студий располагались группами в соответствии с назначением, но все поодаль друг от друга. Большие студии со стеклянными стенами стояли отдельно от тех, которые занимали музыканты и те, кто посвятил себя изобразительному искусству. Многие из обитателей студий украсили двери или повесили знаки, говорящие о том, чем они занимаются. Марин развесила свои старые пуанты на ветвях дерева, растущего у входа в ее студию, и они покачивались на ветру, напоминая танец призрачного кордебалета.

Бредя по извилистой тропинке, я прошла мимо домика, на дверях которого красовались палитры. Ступени крыльца другой студии покрывала стеклянная мозаика. Тропинки между ними петляли и пересекались, образуя подобие лабиринта, но известная уловка при прохождении лабиринта – всегда поворачивать только направо – в данном случае не сработала, и я поняла, что в третий раз прохожу мимо одной и той же двери. Она была покрыта гофрированной фольгой, отражающей солнечные лучи, которые яркими бликами плясали вокруг. На улице никто не работал, и мне некого было спросить, как пройти к студии Эвана. У меня даже голова разболелась от досады.

Снова поворот тропинки, и тут я увидела его, узнав по походке, по золотисто-рыжим волосам.

– Эван! – позвала я, и побежала за ним.

Но он продолжал идти, завернул за угол… И пропал. Просто исчез из виду, а передо мной была все та же дверь, обитая фольгой. Каким-то странным образом я снова оказалась перед ней.

Я тряхнула головой и сильно ущипнула себя за переносицу. Все. Домой. Выспаться, а потом выпить кофе. Все эти простые радости улучшат мое самочувствие и придадут мне мужество, необходимое для того, чтобы послать Бет написанные страницы и притвориться, что ее ответ не имеет для меня большого значения.

Не успела я принять решения, как туман в голове растаял, и я легко нашла выход из лабиринта студий. Прошла мимо пустых столиков у кафе «Там», через центральную часть поселка, обогнув компанию, игравшую в некое подобие игры в салки на музыкальный лад. Когда кого-то догоняли и осаливали, тот менялся инструментом с водившим, и в воздухе стояла веселая какофония. Я отмахнулась от трубы, которую мне протянули, приглашая поиграть, и направилась к своему дому.

– Знаешь, произошло кое-что странное, когда я занималась в студии. – Волосы Марин были все еще влажными после душа, крепкий аромат ее лосьона, пахнувшего сиренью, смешивался с запахом эвкалиптового масла с ментолом, которым она натирала натруженные мышцы. Это невообразимое сочетание должно было бы вызывать раздражение, но, напротив, действовало успокаивающе, и казалось совершенно естественным.

– В каком смысле странное? – спросила я.

– Почти сюрреалистическое. – Она села на пол и нагнулась, делая растяжку.

Я отвернулась от письменного стола и ночных огоньков, мерцающих в окне.

– Звучит весьма интригующе. Расскажи.

– Я люблю оставлять окна студии незашторенными, когда работаю. Когда еще мне выпадет шанс танцевать среди леса, так ведь? Поэтому и сегодня вечером шторы были раздвинуты.

Я не решилась признаться ей, что знаю о ее привычке танцевать с незашторенными окнами, что видела их с Гэвином танец. Тот момент всецело принадлежал им одним.

– Я уже давно так делаю, и все происходящее за окнами воспринимаю, как привычный фон. Например, на прошлой неделе я заметила прошмыгнувшую под окнами лисичку, и я уже не вздрагиваю, если мимо проскачет заяц, или будет прогуливаться какая-нибудь индейка. Кстати, ты видела индеек? Оказывается, они такие огромные.