– Ты хочешь, чтобы и мы на четыре кости встали? – расхохотался Кашин, но Ромашкин только фыркнул и первым раздвинул руками густой ельник.
Идти пришлось около получаса. Дорожкин смотрел на ладную фигуру Маргариты, очарование которой не могла скрыть даже грубая одежда, и думал о том, как живется такой женщине в одиночестве? Правда, с чего он взял, что Маргарита живет в одиночестве? Потому что она сказала о себе, что она одинока? Сейчас одинока, а раньше? Дорожкин попытался представить ее возможного мужа. По всему выходило, что личностью он должен был быть выдающейся. Одно дело согреваться возле жаркого огня, совсем другое – самому оказаться в пламени. Хотя, кто он такой, чтобы судить о чужой жизни? Своей-то так и не получилось устроить. Двадцать восемь лет, скоро двадцать девять, а он идет, на ночь глядя, в странной компании на охоту за еще более странным, если не сказать опасным зверем, да еще при этом не имеет ни оружия, ни малейшего понятия о том, что ему предстоит делать. Чего было хорошего в его жизни после того, как несколько лет назад он вылез на Казанском вокзале из рязанской электрички? Нет, кое-что хорошее было конечно, вот, Машка была хорошей. Она и теперь оставалась хорошей. Просто ошиблась. Приняла веселого парня и трудягу Дорожкина за надежного и удачливого добывальщика благ и обеспечителя достатка. Может быть, так оно и вышло бы, имейся для обеспечения достатка у Дорожкина какой-никакой специальный талант. А симпатия была у нее к Дорожкину, была, еще бы, поначалу даже словно искры летели. А вот у него? Тоже была. Если бы прирос, так бы и тянул из девчонки соки. Или она из него. Отчего же развалилось-то у них все?
– Пришли, – Маргарита остановила процессию на взгорке, за которым начинался поднявшийся после давнего пожара подлесок, и показала на уходящий в бурелом овраг. – Вот он. Где след?
– С той стороны, – оскалил зубы Ромашкин. – С этой стороны даже я ноги переломаю. Но стрелять надо только отсюда, здесь ближе всего. А на выходе встанет Дир. Его зверь не почует, пройдет, Дир ловушку и захлопнет.
– А склоны? – спросила Маргарита.
– По склонам наиболее вероятны четыре пути, – прищурился Ромашкин. – Ну то есть я бы, в зависимости от опасности, ломанулся бы по одному из четырех подъемов. Если бы обратная дорога оказалась занята. Ну, там мы поставим околоточных, Дорожкина и Кашина. Опасность минимальна, чего им.
– Я тебе поставлю! – икнул Кашин. – Ты что, майора в загонщики поставить хочешь?
– Николай Сергеевич, – Маргарита стерла с лица гримасу брезгливости. – Никаких загонщиков. Твоя убойная мощь так по главному калибру и пройдет. Встанешь здесь, у буераков, но стрелять будешь только после меня.
– Марго, – поморщился Ромашкин.
– Цыц! – повысила голос Маргарита. – Через полчаса тут и в десяти метрах ничего не увидишь. Потом будем спорить. Дир где?
– Здесь я, здесь.
Только что никого не было среди почти донага облетевших березок, и вот он. Стоит, блестит лысиной, да ухмылку прячет. На плече охапка каких-то жердей, в другой руке пук пожухлой травы.
– Вот, – Дир протянул траву Маргарите. – Этим надо натереть подошвы, чтобы тут карусель ароматов не устраивать. Давайте быстрее, потом всех расставлю, отворот дам, да и отмор принять надо, тем более что кое-кто уже спички под веки мостит.
– Да ни в жизнь, – встрепенулся Кашин. – Мои молодцы и не такое видели. Все-таки на земле работают.
– Ага, – ухмыльнулся Дир. – Камень топчут.
Дорожкина Дир ставил в последнюю очередь. Сначала пристроил над крутым склоном околоточных, потом возился в буреломе с Кашиным, заставив того бурчать и возмущаться какими-то обстоятельствами майорского существования. Затем поставил Маргариту и поманил к себе пальцем Дорожкина.
– Ты последний, – подмигнул Дир младшему инспектору.
– А Ромашкин? – оглянулся Дорожкин на развалившегося на куче листвы Веста.
– Ромашкин свою работу уже сделал, сейчас на заимку его отправлю, – объяснил Дир. – Он нам теперь не помощник. Ворон ворону глаз не выклюет.
– Так мы на птиц охотиться будем? – сдвинул брови Дорожкин, пытаясь скрыть вновь начинающую пробивать его дрожь.
– Нет, – удивился Дир. – Но ворон, кстати, птица тоже с характером. Смотри. Встанешь здесь, – он показал на раздваивающийся на высоте метра от земли ствол липы. – Видишь колоду на дне оврага, у бурелома? Ну, пятно темное? Там туша. Тут ведь как. Зверь пойдет мимо меня с самого начала оврага. Я бы его на подходе взял, но он очень быстр. А с учетом, что свежий, так еще и глуп. Не по уму, по глупости вывернется. Но когда его припечет, он по-любому как зверь дышать будет. Тут уж на глупость рассчитывать не придется. Знаешь, что это значит?
Читать дальше