Книжка резко захлопнулась, прядь волос, перемотанная красной лентой, задергалась, словно живая. Громадными рабочими руками он поднял её и, как всегда, поднес к носу. На мгновенье для старого мужчины исчез этот давно разваливающийся дом, этот мрачный лес, это глубокое озеро… И он увидел то место, где хотел бы быть все время. Он почувствовал еле уловимое тепло её света, чувствовал, что жизнь наполняет эти места, как было прежде, наполняет его душу… Радостный миг охоты… Руки начинают трястись еще сильнее, глухой удар о стену отрезвляет, еще удар, кусочки дерева впиваются в казанки, все еще теплая кровь покрывает новым слоем это место за камином… Еще удар…
Бодрящий всплеск ледяной воды в ночи гонит дурные мысли старика, который склонился над полуобрушившимся колодцем. Свет масляной лампы отражался в дребезжащей на дне воде, словно тьма живая, вальяжно шевелящаяся жижа. Глубокий вздох влажного зловония и взгляд на собственные угодья. Его глаза, покрытые белой пеленой, привыкли ничего не видеть, в этих краях нет ни одного природного источника света, только светлячки в долине изредка напоминают о былых днях. А так, кругом тьма…
Его угодья: нет ни забора, ни ограды, только кривые черные стволы бесконечных деревьев, так плотно прилегающих друг другу, что уже через пару метров они превращаются в плотную стену. Это с одной стороны, а с другой – где не было крыльца, а был вход в подвал – простиралось завораживающее и одновременно пугающее озеро. Дом стоял в нескольких шагах от берега, но вода не пыталась даже изредка расширить свои территории и посягнуть на владения охотника, она вообще не шевелилась, словно была уже давно мертва.
Это озеро простиралась до самого горизонта, а может и дальше. Ничто не мешало обзору, лес почему-то не окружал эту темную воду, как и горы… Пустое ночное небо было словно его отражение, и если не знать, что оно там, то может показаться, что за домом этого старика находится сама пустота, бездонная, безмолвная… И наследник безмолвия, медленно двигаясь, с фонарем обошел дом и уставился на озеро, вытянув руку, медленно покачал за ручку фонарь. Где-то вдали в этой самой пустоте, словно далекое отражение, заметался крохотный, как пылинка, отблеск света… Старик улыбнулся…
Тысяча тончайших нитей, наверное, даже больше, они обхватывают обширную часть леса, проходят вокруг большинства деревьев, обнимая их почти у самых корней, все они в конечном итоге сплетаются в тугой канат, привязанный к пеньку недалеко от дома. Старик, распинывая гнилые мхи под ногами, направлялся к канату. Медленно отвязав его, он сел на колени и очень аккуратно, нежно стал водить пальцами по тонким белым «струнам», которые стремились в лес во всех направлениях.
Одна ниточка оказалась ослаблена…
Он схватил колчан, наполненный самодельными стрелами, и такой же лук и отправился в путь…
Волоча большую тушу оленя за собой, старик смотрел вниз, его седые волосы под кожаной шапкой трепал еле заметный ветерок. Но это не означало, что вонь ушла, эти земли пропитаны трупами, как впрочем, любые другие в этом мире.
Ржавый топор бился о черную кость, никак не мог её сломать, старик поднес окровавленное лезвие к своему лицу, оно было покрыто зазубринами, кусок плоти сорвался с него и ударился о ботинок с запекшейся грязью. Он положил орудие на разделочный стол, медленно наклонился и поднял мясо, к которому прилипло немного засохшей травы, положил его в рот. Медленно пережёвывая свою добычу, он вышел из сарая, старые чугунные цепи медленно покачивались позади, словно прощаясь. Он опять посмотрел вокруг, будто ожидая кого-то увидеть, хоть кого-то… Одиночество – совсем не подходящее слово для описания того, что испытывал старик.
В этих краях нет дня, нет восхода и заката, нет сумерек, есть только ночь, всегда, и он в ней почти один, вот уже как… столько лет, что сложно вспомнить – сколько именно.
Закручивая непонятную сухую травку в кусок грязной плотной бумаги, старик сидел на кривом крыльце, рядом с ним был фонарь – единственный спутник, который был безмолвен, но приносил тепло. Густой дым поднялся ввысь, смешиваясь с дымкой мрачных лесов. Туши хватит на пару недель, все равно здесь все испорчено.
И вновь ржавый топор стал биться, вот только новой его жертвой было дерево, еще несколько глухих сильных ударов, и из-под сухой коры начала сочиться черная густая жидкость, и с каждым ударом топора её становилось все больше, она текла не как смола: она брызгала в разные стороны и в специальный для таких случаев фартук «мясника». Черная жидкость текла по стволу, затем впитывалась в почву, а потом и корнями. Через много лет на месте старого пенька вырастет новое…
Читать дальше