Старушка не собиралась подчиняться тонкоголосому монстру, но неведомая сила повернула ее вокруг собственной оси так, что конец клюки прочертил на полу правильную окружность, края которой задымились и обуглились от сильного трения.
– Зина?!
У двери стоял молодой человек с закатанными до локтей рукавами сорочки. Так одевались в далеких тридцатых. Стены комнаты расступились. Пронзительно взвыли трубы духового оркестра. Музыканты, одетые по утесовской моде, старались изо всех сил. Никитична поняла, что стоит в городском парке времен своей молодости. На танцевальном пятачке кружились пары, но при появлении Батраковой они расступились. Зинаида увидела, что ее рука больше не сжимает клюку, а вместо теплой старушечьей безрукавки она одета в легкое ситцевое платье.
Парень приблизился и улыбнулся.
– Потанцуем?
Где-то в глубине души Батракова понимала, что стала жертвой иллюзии. Но уж слишком белозубой была улыбка молодого человека, слишком нарядными были люди, которые выжидающе отступили к краям танцплощадки.
Зиночка, в которую превратилась Никитична, кивнула и тут же почувствовала на своей талии руку кавалера. Под аплодисменты окружающих пара закружилась в танце. Навязчивый мотив все ускорялся, блеск труб оркестра слепил глаза, а пьянящий аромат прелых осенних листьев заставлял забыть обо всем, кроме глаз партнера по танцу.
Огонь добрался до балок потолочного перекрытия. Крыша дома Мальченко провалилась внутрь, выбросив фейерверк зеленых искр. Старая сплетница Никитична, отбросив клюку в одиночестве кружилась по комнате, натыкаясь на мебель. В одном из танцевальных па она задела рукой настольную лампу и теперь давила ногами острые осколки стеклянного плафона. Глаза бабки были пустыми, как окна дома, в котором погасили свет, а губы раздвинулись в улыбке, обнажавшей бледные, беззубые десны.
Грохот барабана заглушил вой труб. Танцевальный пятачок превратился в круглую, каменную площадку. Вместо деревьев городского парка ее обступали лишенные растительности островерхие скалы. Дикие звери, рыскавшие по узким тропинкам, жалобно подвывая, бежали прочь от зловещего грохота, который был слышен и далеко внизу. Бородатые, укутанные в звериные шкуры люди испуганно смотрели вверх и, повинуясь приказам своих вождей, покидали обжитые стоянки.
Те, кто когда-то был их соплеменниками, теперь исступленно молотили суковатыми дубинками по деревянным колодам и выли, чтобы умилостивить безжалостного бога.
Почувствовав между ног липкую теплоту, Никитична наклонилась, чтобы взглянуть на то, что мешает ей танцевать.
Ситцевое платье насквозь пропиталось кровью, а на испещренные красноватыми прожилками камни вывалился бесформенный комок плоти. Выкидыш зашевелился. На сморщенном, испачканном в крови личике раскрылся темный провал рта. Зина наклонилась, чтобы поднять младенца, но ее грубо оттолкнул недавно еще такой галантный партнер. Белую сорочку на нем сменил наряд из птичьих перьев и рогатого черепа быка на голове. Белозубая улыбка осталась, но теперь стало заметно, что она нарисована специальной глиной. Верховный жрец подхватил младенца на руки и, торжественно подняв над головой, понес к каменному алтарю.
Бешенный грохот деревянных барабанов достиг своего апофеоза и заглушил влажный шлепок, с которым тельце упало на холодный камень. Первобытные музыканты продолжали бить в барабаны, не обращая внимания на то, что от резких движений их плоть начинает отслаиваться, обнажая кости. Теперь каменный алтарь Знича-Тармагураха окружала толпа скелетов. Жуткие создания, приплясывая, приближались к каменному идолу в углу площадки. В своем исступленном танце они теряли берцовые кости и выскочившие из суставных сочленений части скелета. Вскоре всю площадь капища покрывал толстый слой костей, которые на глазах истлевали и рассыпались в пыль.
Через расщелины в безмолвных скалах подул холодный ветер, окончательно очистивший каменную площадку. Она покрылась трещинами и обрушилась, вместе с каменным идолом. Не стало деревянных колод-барабанов, смолкли звуки труб, исчез парк и кружившиеся в довоенном вальсе пары. Осталоась только маленькая комната, где среди перевернутой мебели, на крошеве стекла лежала мертвая старуха.
На сведенном судорогой смерти лице Никитичны мелькали синие сполохи проблесковых маячков двух пожарных автомобилей. Упругие струи воды врезались в нагромождение полыхающих бревен. Огонь со злобным шипением затухал.
Читать дальше