Сергей Саканский - Солнечный принц. Кошмары секретного объекта

Он, конечно, слышал о пионерах, комсомольцах и даже октябрятах (по истории Отечества имел твердую четверку), но любил иногда поддразнить деда и дать ему возможность сесть на любимого конька.

– Пионеры?! – возвысил голос дед. – Ты не знаешь, кто такие пионеры?

И понеслось. О славных днях, когда они жили в лесном лагере, в синих фанерных домиках, о доблестных делах, когда они ставили сверху на дверь ведро с водой, и вожатый, входя, опрокидывал его на себя... Или как они делали привидений из простыней и пугали по ночам вожатых женского пола... Все это казалось деду красивым, интригующим и смешным. Не то, что нынешнее племя – Макдоналдс, мобильник, плеер... Сникерсы, памперсы... Андрею почему-то становилось жалко деда, когда он рассказывал, часто повторяясь, героические истории из своей жизни.

– А теперь они бомжи – наши бывшие пионеры. И снова собирают металлолом, – с грустью резюмировал дед. – Мало кому из старой гвардии удается быть полезным обществу в наши времена. Мне вот повезло. Что бы они без меня, крутого секьюрити, делали?

Дед неуверенно произносил непривычное заморское слово и явно преувеличивал свою роль. Пробраться на территорию фабрики было непросто, и дело тут вовсе не в стороже. Трехметровый кирпичный забор окружал ее, поверх забора шли ряды колючей проволоки... А на черной железной двери – кодовый замок.

Зачем, спрашивается, превращать в неприступную крепость обычную мебельную фабрику? Да потому, что фабрика эта была не совсем обычной.

Андрей ощущал себя влюбленным. Впрочем, не совсем так... Индия его сновидений – это идеал или просто мечта. Девушка, которую он когда-нибудь встретит, будет такая же, как она: с длинными шелковыми волосами, которые путаются, лезут на глаза, и она отбрасывает их назад резким жестом обеих ладоней, мотая головой, словно говоря ему: нет! Хотя глаза и губы говорят безусловное: да!

Сегодня не отпускает ощущение, будто эта встреча близка. Во сне Индия протягивала к нему руку ладонью вверх:

– Спаси меня!

Андрею казалось, что он знает, куда идти, чтобы вызволить ее из какой-то большой беды, будто бы видит лестницу и дверь, но ступени рассыпаются под ногами, обратившись скомканным одеялом.

Откуда, вообще, она взялась?

От нечего делать, сидя на своем дежурстве, дед вспомнил юношеское увлечение живописью. Он писал свои картины поверх портретов старых коммунистических начальников, членов Политбюро, которые украшали чуть ли не каждое фабричное помещение, а затем вешал их на место. Дед старательно копировал известные шедевры, вроде «Охотников на привале» или «Запорожцев», срисовывал, творчески перерабатывая, фотографии своих друзей, умерших и еще живых, а где-то в апреле разразился этим странным портретом «из головы».

Девушка или взрослая женщина с большими синими глазами была изображена на фоне ультрамаринового неба и ярко-желтой пирамиды, произрастающей из волнистых песков Сахары. Она стояла в легком летнем платье, зажав в руке цветок, длинные золотистые волосы (и как только удалось так смешать краски?) спадали с ее плеч, струясь по груди. Дед вывел в правом нижнем углу надпись «Индия» и, довольный, обтер кисть о промасленную тряпочку.

– Какая же это Индия, – спросил Андрей, краснея от нахлынувших чувств, – если пирамида – египетская?

– Конечно, египетская! – невозмутимо возразил дед. – А Индия – это, может быть, так саму девчонку зовут. Это ж тебе не Пикассо, а самый настоящий реализм, – непонятно, к чему, добавил он.

«Девчонке» было на вид лет двадцать, или немного больше, ее загадочная взрослость манила и в то же время отталкивала, той же ночью она явилась Андрею в жарком сновидении, а наутро ему казалось, что она уже снилась ему раньше.

Но такого не может быть: налицо типичный обратный эффект сновидения, когда кажется, что сон был не впервые, но ничто не доказывает, что не приснилась и сама мысль об этом. Иначе придется признать, что образ явился во сне одному человеку, а на холсте его запечатлел другой.

Андрей всегда навещал деда на дежурстве. Дело было не в родственной любви: он не очень-то ладил со сварливым стариком, все время пытавшимся учить его жить. Но, принеся деду обед и наскоро с ним поговорив, Андрей углублялся в таинственные дебри развалин.

Это было нечто! Сумеречный цех, где стояли ржавые станки, а под балками перекрытий мелькали ласточки. Здание администрации с выбитыми стеклами, где шелестели по полу некогда важные бумаги с печатями. И таинственная Зона-Б – трубы, трубы... Огромные трубы, конструкции, похожие на радиаторы автомобилей, гигантские змеевики, торчащие прямо из-под земли. Как-то раз дед написал с натуры один из этих техногенных уголков, хотел было назвать его «Фабричный пейзаж», но рука не поднялась: непосвященные не поверят. Подписал – «Индустриальная фантазия».