Майкл Маршалл Смит - Ханна Грин и ее невыносимо обыденное существование

Пять минут спустя один хмырь перерезал всю семью в доме за шесть кварталов от бара, угнал машину, врезался на ней в стену и немедленно умер.

Второй хмырь вышел в холодную темную ночь и провел недолгий остаток своих дней в картонной коробке под мостом; при каждом вздохе ему чудилось, что под веками шевелятся пауки.

Старик по-прежнему сидел в баре, дожидаясь возвращения беса.

Ханна рассеянно водила вилкой по тарелке. Еда ей нравилась. Всё в гостинице – и ужин, и завтрак, и вот теперь обед – было вкусно. Не так вкусно, как готовил папа, когда был в ударе, но все-таки не мороженая пицца три дня подряд. Просто Ханне совершенно не хотелось есть.

И спала она плохо. Несколько раз в ночи ее будили печальные завывания ветра. Он проносился мимо окон и над крышей домика, протяжно стеная, а потом улетал, будто забыл о горе, из-за которого рыдал, или смирился с ним. На какое-то время все стихало, воцарялась напряженная тишина, а потом завывания начинались снова, громче и протяжнее, будто ветер понимал, что все гораздо хуже, чем кажется, и что надо сообщить об этом всем на свете.

А еще было холодно. Дедушка накинул на нее груду одеял и покрывало, но всю ночь Ханна мерзла и мерзла. Часов в шесть утра, завернувшись в халат и одеяло, она прошлепала из спальни в гостиную. Как ни странно, там сидел дедушка, одетый будто для прогулки. Он смотрел на море, точнее, туда, где было бы море, если бы не было так темно.

– Ты очень рано встал, – сказала Ханна.

– Что?

Дедушка не сразу отвлекся от своих мыслей, но потом сказал, что в гостинице уже сервируют завтрак, поэтому можно пойти и поесть яичницы, чтобы согреться.

Все это время он вел себя как-то странно: то и дело склонял голову набок, будто к чему-то прислушивался, потом досадливо пожимал плечами и снова принимал обычный вид.

День начался с прогулки. Они спустились по деревянной лесенке на пляж, повернули налево и пошли. Спустя час они повернули назад. В сером море рябили волны. На сером песке там и сям темнели большие валуны. Вокруг никого не было.

Ханна с дедушкой разговаривали. Потом Ханна никак не могла вспомнить, о чем шел разговор. О всякой всячине. Мама с папой всегда спрашивали, как дела в школе, сделала ли Ханна домашнюю работу и не собирается ли наконец навести порядок у себя в комнате. Беседа с дедушкой была похожа на прибрежные волны, которые накатывают и снова убегают в море, вроде бы ничего не означают, но в то же время существуют по-настоящему. Жаль, конечно, что такую беседу очень трудно запомнить.

– А чем мы сегодня займемся? – спросила она.

– Прогуляемся в другую сторону. Это очень важно. Иначе берег перевесится.

– Правда?

– Да. Как доска на качелях. И весь песок ссыплется в один конец. И все из-за меня. И из-за тебя тоже.

Ханна недоверчиво изогнула бровь. Дедушка с невинным видом сидел за столом.

Кроме них, в ресторане была только молоденькая официантка. Похоже, она готовилась к чемпионату мира на самое скучающее выражение лица и, судя по всему, имела все шансы на призовое место.

– А тебе здесь не одиноко?

– Мне нигде не одиноко.

– Как же может быть не одиноко, если рядом нет других людей?

– Одиночество никак не связано с людьми.

– Неужели тебе хоть иногда не хочется с кем-нибудь поговорить?

Дедушка помахал рукой, в тщетной надежде привлечь внимание официантки.

– Все дело в возрасте, деточка. Вот как видят старичка с книжкой в уголке, так и думают: ох, бедняга, одиноко ему, наверное, надо бы его подбодрить. И подходят, начинают разговор, даже не спрашивают, хочется тебе этого или нет. И всегда говорят громко, обстоятельно, будто ты не способен понять даже самых элементарных вещей, будто у тебя с головой не все в порядке.

– Правда?

Размахивание рукой не помогло. Дедушка громко кашлянул. Официантка поглядела в другую сторону.

– Почти всегда, – продолжил он. – Считается, что раз старики двигаются медленно, то и соображают так же. Просто люди забывают, что старость подкрадывается, когда живешь очень долго, а значит, видел многое. Вот доживешь до моих лет…

– А сколько тебе лет, дедушка?

Ханна знала, что взрослых прерывать нельзя, но не хотела упускать такого замечательного случая. О возрасте дедушки всегда спорили. Никто точно не знал, сколько ему лет. Его день рождения был известен – 20 ноября, – но в каком году он родился, оставалось тайной. Папа и тетя Зои всегда утверждали, что он родился в 1936 году, потому что так говорила их мама. Но однажды под Рождество мама Ханны случайно упомянула об этом, а дедушка, который за обедом выпил вина, громко расхохотался и заявил, что он родился не тогда, совсем не тогда. Все наперебой старались выведать у него точную дату, но безуспешно. Мама Ханны предполагала, что дедушка по старческой забывчивости просто не помнит года своего рождения. А сама Ханна считала, что он их поддразнивает.