Владимир Фёдоров - Остров Аграфены

– И что, что теперь с тобой будет?! – в его вопросе прозвучало столько горечи и одновременно боязни за неё, что Она грустно улыбнулась, успокаивающе провела ладонью по его волосам и постаралась произнести как можно спокойнее:

– Я просто уйду под воду. Совсем уйду, навсегда. Завтра на рассвете. Какое-то время я ещё буду здесь, попрощаюсь со своим плёсом, с рыбами своими, с любимыми местами. Потом поплыву вниз по Олёкме, по Лене, по морю Лаптевых – к далекому Месту в тёплом Океане, где со мной должно произойти что-то новое, но это знает только Тот, Кто Управляет Всеми. А моё место займёт другая девушка. Может, даже красивее и лучше. Но давай больше не будем об этом, у нас с тобой ещё целые сутки.

– Я… – голос Сергея дрогнул. – Я не хочу тебя терять. Я понял это сегодня ночью, когда тебя не было.

– Не надо, милый. Лучше прижми меня крепко-крепко и молчи. Молчи, милый. Поцелуй меня вот сюда и сюда…

Они вышли из дома, когда небо на востоке стало светлеть. Уже недалеко от плеса она повернулась к нему, потерянно молчавшему, и попросила:

– Возьми меня на руки. Помнишь, как ты нёс тогда на берег… Здесь уже близко, тебе ведь не будет тяжело?

Сергей поднял её и прижал к груди так, чтобы она не видела его повлажневших глаз.

По-детски прильнув к нему, Она то ли успокаивала, то ли снова убеждала и его, и себя:

– Тебе сейчас плохо. И мне тоже. Но это у тебя пройдет. Я знаю, пройдет. Гораздо хуже было бы с твоей мамой, если бы ты вдруг… Ты ведь у нее один, одна надежда. Она бы просто не перенесла, если бы с тобой такое случилось… – Шею Сергея обожгли две горячие капли, заскользили вниз под рубахой. – И у меня тоже пройдет. В конце концов, многие русалки уходят одни – и ничего…

Он осторожно спустился с нею к воде. Она хотела было соскользнуть с рук, но Сергей тихо произнес:

– Погоди. Не торопись. – И прямо в брюках и сапогах побрел к валуну.

– Но я всегда, я всегда буду помнить тебя! – Она спешила сказать то, что ещё не успела. – Ты самый лучший, самый красивый на свете, самый любимый!..

Сергей встал на край валуна и закрыл ее горячий шепчущий рот долгим-долгим поцелуем. А потом, не разнимая губ, шагнул в глубину. Она отчаянно пыталась разорвать объятия и вытолкнуть его на поверхность, но Сергей сжимал ёе сильнее и сильнее, медленно опускаясь на дно в ореоле серебряных пузырей…

Выйдя из вертолета и не увидев встречающего внука, Макарыч нутром почувствовал неладное. Оставив старуху с сумками во дворе, он торопливо зашагал вдоль берега. Едва дед вышел к плёсу, как в глаза ему бросился свежий, глубоко вдавленный в песок след сапог, ведущий к валуну. Обратного следа не было.

– Сергуня… Как же ты так?! – прошептал Макарыч дрожащим голосом, медленно оседая на берег. – Как же ты так не уберёгся, Сергуня? Сдёрнул тебя таймень проклятущий с камня!.. Сергуня, что же я теперь матери-то твоей скажу… – И он, кланясь вперёд, уронил лицо в мокрый песок.

А на крыльце избы в тревожном ожидании сидела старуха, не замечая, что к подолу её выходной чёрной юбки прильнул длинный золотистый волос.

Капитан госбезопасности Сёмин, неспеша прихлёбывая крепкий чай, внимательно перечитывал приказ № 00477 от 30 июля 1937 года, подписанный наркомом внутренних дел Ежовым. За свои двадцать лет службы Сёмин прекрасно усвоил, что распоряжения высшего начальства надо помнить назубок, особенно в последнее время, когда людей по разные стороны решётки порой отделяет лишь один шаг. Стоит чуть промедлить, не разглядеть вовремя врага – и ты уже сам враг… «А за 477-й приказ товарищу Ежову, конечно, большое спасибо от всех чекистов, – мысленно поблагодарил капитан далёкого московского наркома. – Наконец-то дал нам настоящую власть!» Теперь вместо обрыдшей тягомотины и препираний с судьями и адвокатами, все дела по репрессиям безо всяких обжалований и кассаций, прямо на месте будет решать областная тройка. И он, Сёмин, в этой тройке главный. Как говорится, сам раскусил гадину, сам осудил и сам без проволочек ликвидировал. Быстро и чётко, как на хорошем производстве. И даже план «производственный» сверху спущен. Правда, их области лимит маловатый дали, видно, посчитали, что на дальнем севере врагов меньше. А зря…

Размышления Сёмина прервал негромкий стук. Дежурный сержант, заглянув в приоткрытую дверь, произнёс извиняющимся голосом:

– Товарищ капитан, к вам посетитель просится…

– А ты что, Попов, не помнишь, что у меня перерыв?! – недовольно отреагировал Сёмин.