Эрик Поладов - Крепость. Кошмар наяву… и по расписанию

Отец Исаак, задышав с лёгкостью, ещё какое-то время лежал неподвижно, в то время как Король стремительно покинул кухню, направившись в главный зал к гостям. После того, как Король с яростью захлопнул за собой дверь, обессиленное тело Аббата начало сползать со стола, приземляясь на каменном полу. На кухню вошла молодая служанка. Она стремительно подбежала, и присев на коленки, начала расспрашивать Аббата о том, что случилось. Но отец Исаак не мог промолвить ни слова. На его глазах наворачивались слёзы. Он громко заплакал, издавая истерические вопли, уткнувшись лицом в плечо служанки. Та крепко обняла священника, заботливо поглаживая старика по плечу.

Наступила ночь. На улицах Цертоса не было ни души. Такую тишину стражникам у главных ворот не доводилось встречать раньше. На протяжении всей ночи по дорогам замка не проехала ни одна повозка, не прошёл ни один крестьянин, и не залаяла ни одна собака. Стражники на башне впервые смогли не только ощутить, но и услышать гул слабого ветра, что едва шевелил флаг со знаменем Цертоса.

Взошло солнце. День прошёл спокойно. Весь замок словно забыл о случившемся недавно несчастье. Лишь монахи не забывали об этом, и продолжали остерегаться тёмного времени суток. Вскоре день растворился, и ночь воцарилась над местными просторами.

В королевских покоях накрывали стол для вечерней трапезы. Вскоре все гости собрались у стола, что сидели за ним прошлой поздней ночью.

Застолье, как и стоило ожидать, оказалось столь же бурным, как и предыдущее. Трапеза началась и Канцлер Клаус решил пошутить в своём репертуаре:

– Милорд! Если сегодня за этим столом кто-нибудь подавится, я хотел бы лично отправиться в лес за теми растениями.

Раздался громкий смех из-за всего стола.

– Непременно – ответил Король. – Я позабочусь, чтобы Вам выдали новую телегу, а у лошадей были золотые подковы.

Смех только усилился. Казначей Корнелий решил не отделяться от компании аристократических юмористов:

– Милорд, позвольте возразить. Это слишком сильно ударит по нашей казне.

– О, не беспокойтесь. – Король Георг продолжал острить. – Если первым, кто подавится, станет сам Канцлер, то я уверен, никакие подковы не понадобятся.

Гости смеялись так сильно, что казалось, половина из них точно подавится пищей. Барон Силван так расхохотался, что, не удержав своего толстого живота, рухнул со стула прямо на бок к королевским ногам.

– О-о-о, Барон – Король был настолько в ударе, что никакой придворный шут не шёл с ним ни в какое сравнение. Разведя руки в стороны и опустив взгляд вниз на Барона, Король произнёс с сарказмом – Я привык, что мне кланяются крестьяне. Но Ваш поклон, для меня небывалая честь.

Только Барон уселся на стул, как Королева Матильда закричала диким стоном. Выпивая вино из своего кубка, вдруг в один момент вино сменило цвет на более густой и непрозрачный, и главное – приобрело кровавый привкус. Во всех кувшинах и кубках вместо красного вина находилась кровь. По Королева испускала громкие вопли, тонкие струи крови текли по уголкам её пышных губ, спускаясь на золотистое платье.

Едва откусив плоть зажаренного ягнёнка, супруга Герцога Леонарда откинулась на спинку стула. Её руки внезапно опустились, слегка ударившись о боковые опоры стула и её нежные кисти рук повисли, словно в них перестала течь кровь. Голова Герцогини безнадёжно опрокинулась на бок, и Герцог уловил её безжизненный взгляд. На его глазах лицо жены покрывалось гниющими волдырями. Её волосы сменили прекрасный каштановый оттенок на цвет седоволосой двухсотлетней ведьмы.

– Елена! Елена! – ухватившись обеими руками за плечи жены, воскликнул Герцог Леонард. – Елена! Господи, да что же это! – в ужасе продолжал кричать Герцог.

Облик Герцогини больше не напоминал тело цветущей девы с роскошными волосами, голубыми глазами, пышной грудью и широкими бёдрами. Её плоть высыхала прямо на глазах, как высыхают розы через месяцы, что срезаны с кустов.

Королева Матильда тем временем ухватилась за кувшин с молоком, пытаясь в спешке перебить вкус крови на языке. Резко склонив сосуд к своим губам, из кувшина вместо молока хлынула струя свежего кипятка, что ошпарил лицо Королевы. Матильда в истерике вскочила с трона. Стараясь прикрыть лицо ладонями, она прислонилась спиной к стене, медленно опускаясь на пол. Король немедля поспешил к жене. Осторожно раздвинув её ладони, он взглянул на опухшее лицо Матильды, с которого исходил пар, оставленный горячей водой, сошедшей с её плоти.