Людмила Лапина: Призраки старого кладбища. Мистико-романтическая повесть

Доехали мы в нашу деревню быстро, дорога и на поезде, и на автобусе была легка и приятна. А в деревне началась моя библиотечная практика. В техникуме учат хорошо, мне нравиться рассказывать читателям о моих любимых книгах. Заведующая библиотекой дала мне блестящую характеристику.

После практики я осталась в деревне. Мои бабушка и дедушка приближаются к семидесяти годам, но еще крепкие, жилистые, слаженно ведут хозяйство. С ними живет и мой прадедушка, бабушкин папа. Мы с бабушкой зовем его «деда». Ему уже за девяносто, но он, совершенно седой, коренаст, крепок, с яркими голубыми глазами и похожими на корни дуба руками. Еще до моего рождения он начал работать кладбищенским сторожем, ведь дом наш стоит недалеко от кладбища.

Первую неделю после окончания практики я помогала бабушке по дому и читала Пруста «В поисках утраченного времени», а потом – любимый «Потоп» Сенкевича, но даже увлекательные книги не могли отвлечь меня от тоски по Артему. Когда я это осознала, испугалась – мы виделись один раз в жизни, а он сумел произвести на меня неизгладимое впечатление. Высокий, красивый, голубые глаза, похож на Анджея Кмицица… Он мерещился мне везде. Когда я шла по улице, часто видела его широкоплечий стройный силуэт, мелькающий вдалеке. Каждый день я напрасно ждала звонка от него. Наверное, он давно забыл меня, почему же я так страдаю? Дома я старалась казаться прежней – веселой, щебечущей, но бабушка уже задала вопрос, что со мной происходит. Отшутиться я не смогла. Бабушка, дедушка и деда шептались на кухне и замолкали, когда я приближалась к ним. Однажды поздно вечером я засиделась за столом над письмом домой, в Питер, маме. Она любит получать от меня письма в конвертах, отосланные по почте. Я весело описывала нашу деревенскую жизнь, делилась планами на будущее. Будущее? Какое у меня может быть будущее без Артема? Мне стало так тоскливо, что я уронила голову на скрещенные руки и тихо заплакала, боясь разбудить спящих родных. Справившись с собой, я подняла голову. Наш обеденный стол, за которым я сидела, покрытый красивой клеенкой, придвинут к окну. Сейчас нижняя половина окна задернута веселенькими занавесочками с Медным всадником, любимым монументом моей мамы. Она с малолетства водила меня гулять к нему. Я утерла слезы и собиралась ложиться спать – была глубокая ночь. Я потянулась выключить настольную лампу и замерла – поверх занавесок на меня уставилось бледное лицо… Артема? Над ним, под верхним краем оконной рамы, мерцала крупная синяя звезда. А он смотрел на меня тоскливо, жадно, нос его расплющился об оконное стекло. Я закрыла рот обеими руками, чтобы радостным визгом не разбудить родных. «Приехал! Приехал!» – одна мысль билась в моей голове, пока я всматривалась в дорогое лицо до рези в глазах. Выступили слезы, я зажмурилась, а когда открыла глаза, лицо Артема исчезло. Я вскочила со стула и метнулась к двери. Конечно, он видел, что я не сплю и пошел к двери, ждет, когда я открою ему дверь. Дрожащими руками я откинула железный крюк, пробежала в сени, отодвинула засов и распахнула дверь. Тишина, звездная ночь, по земле стелется белесый туман. Резкий холод пробрал меня до костей – на крыльце никого нет. Где же Артем? Я сбежала с крыльца, давя в горле призыв. Он что? Только посмотрел на меня и ушел? Конечно, я его разочаровала – бледная, заплаканная, растрепанная, некрасивая. Я поскользнулась на последней ступеньке, тапки слетели, и к калитке я подбежала босиком. С трудом повернула щеколду – она разбухла от ночной сырости – и выскочила со двора. И на дорожке к нашему дому никого. Поскуливая от боли в сердце, я сделала несколько шагов. В темноте следы на дорожке не видны, а кладбищенские деревья в нескольких шагах от меня кажутся слитной черной массой, выделяясь на сияющем звездами небе. Запыхавшись, я остановилась, как будто налетела на невидимую стену, и обхватила себя руками. Артема нет. Где его искать? Но он же сейчас заглядывал ко мне в окно? Или это был не он? Кто тогда? Налетевший порыв ветра зашелестел кронами кладбищенских деревьев, и я отчетливо услышала шепот: «Оксана, Оксана…» Вкрадчивый, настойчивый, он звал меня, но я зажала уши, развернулась и бросилась к дому, изо всех сил захлопнула калитку, повернула щеколду и взлетела на крыльцо. Про тапки я, конечно, забыла. Я задвинула засов, накинула железный крюк и только тогда перевела дух. Ощущение холода не проходило. Я умылась и коснулась своего нательного серебряного крестика. Он источал ровное тепло. Мне тут же захотелось спать. Я с закрытыми глазами добрела до своей постели, упала на нее и больше ничего не помню.