Елена Арсеньева: Темное пламя любви

– Ох и глупа же ты, Ольгушка! – схватился за голову Филя. – Он их не собирается съесть, он их хочет в самый Петербург увезти!

– А зачем? – не унималась Ольгушка.

Филя взглянул на нее пренебрежительно, потом жалостно вздохнул над ее безнадежной тупостью и убежал.

На самом деле Ольгушка просто потешалась над Филей. Над ним все кому не лень потешались! Про эти избушки, сцепленные воедино и называемые поездом, и про дымом чадящего железного зверя по имени «паровоз» она уже слышала. Отец Каллистрат рассказывал дома.

Попадья, Ольгушкина тетка Лукерья, охала, ахала, крестилась, отмахивалась в ужасе, а Ольгушке было до того любопытно, что она как за печкой притулилась, слушая отца Каллистрата, так чуть не забыла на стол подать. Пришлось попадье на нерадивую племянницу прикрикнуть да пригрозить высечь (.у попадьи рука тяжелая, это отец Каллистрат добряк из добряков, а тетка Лукерья – ох, нравная!). Но и когда Ольгушка осторожно вынула из печи горшок с хорошо упревшей кашей, у нее перед глазами так и стояли, вернее сказать, так и бежали разноцветные избушки, называемые чудно – «вагоны», в которых можно уехать аж в самый Петербург и посмотреть там на императора с императрицей, а может быть, даже пасть к их ногам и попросить книжек в подарок. У них, чай, много книжек во дворце!

У родного Ольгушкиного батюшки (царство ему небесное, как и матушке ее родимой!) была книжка писателя Гоголя, купленная ими на ярмарке, и ничего лучше этой книжки, которая называлась «Вечера на хуторе близ Диканьки», Ольгушке читать не приходилось. Хотя, если правду сказать, других книг ей вообще не приходилось читать, тем более – про такие чудеса, которые Гоголь описывал. Это же надо придумать такое – кузнец Вакула верхом на черте летал в самый Петербург, чтобы выпросить у царицы черевички для Оксаны! А на поезде из бегающих избушек скорей вышло бы до столицы добраться или медленней, чем на черте?

Ольгушка раньше и знать не знала, что сказки-рассказки вроде тех, которыми в Курдушах бабки малолеток пугают да которыми девки на вечорках друг дружке головы морочат, можно записать да на бумаге напечатать, чтобы другие люди могли прочесть и подивиться. Ох, как же она любила эту книжку! Но когда родители ее ненаглядные в одночасье померли от черной немочи и поп с попадьей из соседнего села Берложье сироту взяли к себе в приемыши, избу Васнецовых сожгли вместе со всем добром. И книжка там же сгорела. А девочку увели в Берложье голую да босую: все с нее до последней нитки, даже крест крестильный вместе с гайтаном, в огонь бросили, и волосы ее тоже сожгли, обрив Ольгушку наголо…

Иногда ей казалось, что попадья и ее саму в огонь охотно бросила бы как ведьмину дочку да ведьмакова выкормыша, которые мало что от страшной болезни сами померли, но и всю деревню заразить могли бы. Да, на Ольгушкино счастье, отец Каллистрат вступился. Чуть ли не все Курдуши, да и Берложье заодно, против него поднялись, опасаясь, что Ольгушка может всех погубить, если в ее теле хворь поселилась, однако же отец Каллистрат был силен духом да крепок телом: он не побоялся озверелым от страха мужикам да бабам пригрозить.

– Хоть и сказано в Библии, что мужчины и женщины, кои станут вызывать мертвых или волховать, да будут преданы смерти, но Васнецовых судия вышний уже осудил, не вам тщиться ему уподобиться! – вскричал он. – Довольно того, что, подобно нецыям [1] Нецыи – суеверы (старин.). языческим, вы отправили на небеса две несчастные души огненным путем, лишив их тела отпевания, христианского погребения и примирения с Господом! Довольно! Смертоубийства не допущу! Коли тронете девчонку, я вместе с ней в огонь брошусь, а не пустите меня, прокляну и деревню, и село навеки, церковь замкну и приход брошу. У благочинного просить буду, чтобы меня в другое место перевели, где люди не такие дурные да жестокие! Скажите спасибо, что я еще к становому не поехал, чтобы на вас донести, глупые вы разбойники! Кому угодно можете врать, будто пожар у Васнецовых сам собой вспыхнул, глядишь, несведущий и поверит, но если вы дочку их порешите, тогда уж точно всем скопом в острог пойдете!

Угроза подействовала. Народ от догорающего дома попятился… Ольгушка помнила: пламя, которое отражалось в злобных глазах, постепенно гасло, как гасла людская злоба… однако девочку никто приютить не захотел – ну еще бы, ведьмакова дочка, ведьмин выкормыш! И тогда отец Каллистрат заявил своей жене, Ольгушкиной тетке Лукерье, что Ольгушка теперь будет жить у них, и горе Лукерье, если с головы племянницы хоть волосок упадет.