Ерошкин отвел в угол Круглова и Сидорину:
– Старик, похоже, с горя помешался. Про дьявола что-то рассказывает, про Булгакова, «Мастера и Маргариту». Утверждает, что на украденной картине им собственноручно нарисован с натуры дьявол со всей его свитой…
– Вот заливает дед! – улыбнулся Круглов, а сам подумал: «Любопытно было бы на эту картину взглянуть хотя бы одним глазком…»
– Так что будьте с ним поделикатнее, не волнуйте понапрасну. А то потом будут говорить, что это мы его с ума свели. Все, я уехал. Жду вас завтра утром с докладом.
– Александр Иванович, а может быть, завтра с утра и начнем? – робко закинул удочку Круглов. – Поздно уже, и жена у меня дома волнуется…
– У всех жены дома, Виталик, и все волнуются, – отрезал подполковник. – Моя тоже волнуется. Помнишь песню: «Наша служба и опасна, и трудна…»? Понимаешь, трудна. Ущучил? Поэтому разговорчики отставить и за работу!
Ерошкин подошел к неподвижно застывшему в кресле Рохальскому:
– Вынужден покинуть вас, Петр Константинович. Служба, ничего не поделаешь. Оставляю вам следователя Круглова и эксперта-криминалиста Сидорину. Круглов будет заниматься вашим делом, держите с ним связь. Надеюсь, что с его и вашей помощью мы скоро найдем злоумышленников.
Ерошкин хлопнул дверью. Старый художник с недоверием посмотрел на сотрудников милиции и прошептал:
– Господи, помоги им! Помоги нам всем! Иначе… он вернется…
– Кто вернется, папаша? О ком это вы? – в душе подсмеиваясь над стариком, спросил Круглов.
– Дьявол вернется в человеческом обличии. Нельзя этого допустить, иначе больших бед он понаделает. – Рохальский умоляюще скрестил перед собой руки. – Найдите и верните на прежнее место мою картину, я вас очень прошу! Заберите себе и золото, и деньги, только картину верните. А ко мне приставьте вооруженную охрану…
– Найдем, папаша, непременно найдем! А насчет охраны вам лучше с Александром Ивановичем завтра поговорить. – Лейтенант повернулся к Сидориной и выразительно качнул головой: дескать, прав был Ерошкин, «съехал» старичок…
– Завтра может быть поздно… – грустно и отрешенно прошептал в сторону пригорюнившийся хозяин.
– Бросьте вы, дорогой товарищ, завтра уже не за горами. – Круглов выразительно взглянул на часы. – Так, давайте, Петр Константинович, приступим к делу. Время не ждет…
– К делу, говорите? Ну что же, давайте приступим.
Старик подсел к столу и, окинув лейтенанта цепким взором, неожиданно спросил:
– Скажите, товарищ следователь, а вы тоже считаете меня сумасшедшим?
– Что вы, что вы, папаша, и в голову ничего подобного не приходило, – хорошо помня наказ начальника не волновать потерпевшего, уверенно выпалил Круглов, но при этом густо покраснел.
– Вы даже не представляете, что нас ожидает, если в ближайшие дни картина не вернется на прежнее место, – многозначительно поднял указательный палец вверх художник и добавил, отчетливо выговаривая каждое слово:
– Запомните мои слова, лейтенант, хорошенько запомните. Мой покойный приятель, Михаил Афанасьевич Булгаков, которого я в свое время тоже посчитал сумасшедшим, пытался меня предупредить… – внезапно старик резко поднялся из-за стола и схватился одной рукой за сердце.
– Что с Вами, Петр Константинович? – кинулась ему на помощь Сидорина. – Может быть, примите что-нибудь от сердца? Виталий, подай стакан воды…
– Не надо воды! Я абсолютно здоров, и я не сошел с ума! Вы же не слышите меня, вы не хотите мне поверить! – И вдруг, прервав свою речь, старый художник с необычным для его возраста проворством подбежал к окну, на стеклах которого, как показалось Сидориной, проявились какие-то кабалистические знаки.
– Смотрите, смотрите! – Рохальский лихорадочно забарабанил пальцами по стеклу. – Вы видите это?
Круглов одним прыжком оказался возле старика, внимательно оглядел оконные стекла и даже выглянул во двор, однако, ничего не обнаружив, разочарованно вздохнул и с укоризной посмотрел на художника:
– Вы явно переутомились, папаша.
– Я погиб, я погиб… – Зубы Рохальского начали отстукивать бешеную дробь. – Это был его знак…
– Какой знак, Петр Константинович? – раздраженно буркнул лейтенант. – Это Вам просто померещилось, нет там ни хрена…
Сидорина в недоумении покачала головой:
– Ты знаешь, Виталий, мне кажется, что я видела на стеклах какой-то странный рисунок…
Вооружившись лупой, она минут пятнадцать провозилась у подоконника, после чего сокрушенно развела руками:
Читать дальше