Евгений Кудимов - Портрет Воланда. Фантастический роман-притча

Я демонстрировал друзьям свои ранние работы. В те годы символизм и футуризм были загнаны в подполье и официально господствовал так называемый социалистический реализм. Рабочие будни и трудовые вахты, колхозники на полях, рабочие у станков, знамена Первомая, ну, и разумеется, великий вождь со своим окружением. Я, грешным делом, отдавая дань времени и помня о собственной безопасности, тоже выполнял ряд заказных работ.

Но в узком кругу я показывал совершенно другие картины. На них черные ангелы зловещими птицами падали на опустевшие города, люди сходили с ума и превращались в животных… Демоны с мечами в руках, пересохшие реки, зарево на горизонте, и все, знаете ли, такое и тому подобное…

Булгаков, в свою очередь, иногда читал нам главы своего будущего романа «Мастер и Маргарита». Всем безумно нравилось, а я тогда тихонько подсмеивался над ним, считая, с одной стороны, его роман выдумкой и фантазией, а с другой стороны, чуть ли не религиозной пропагандой.

– Вы что, Михаил Афанасьевич, – говорил я ему, – хотите сказать, что Христос все-таки существовал? И дьявол тоже? И вы верите в это? Вы знаете, что я вас люблю и очень уважаю, но, извините меня, нельзя же лить воду на мельницу религиозного дурмана. И это в то время, когда в нашей стране строится социализм и церковь практически отделена от государства. А если о вашем романе узнают в НКВД?

– Но ты ведь об этом им не расскажешь, – грустно улыбался Булгаков. – А если и расскажешь, то я надеюсь, дашь иную политическую оценку…

– Я не расскажу, и друзья мои и ваши не расскажут. Но вокруг нас не только друзья, поймите это.

– Значит, мой роман увидит свет в иное время, – отшучивался писатель. – Вы же все можете считать его сказкой для взрослых. Хотя, глядя на твои картины, никогда не скажешь, что ты убежденный атеист.

Но однажды вечером, когда гости уже разошлись, а я задержался в гостиной, упаковывая свои картины, Михаил Афанасьевич подошел ко мне и сказал:

– Не знаю почему, но все же хочу открыть тебе маленькую тайну, Петя. Я не случайно пишу этот роман. И я должен обязательно дописать его, – он поднял на меня взгляд, такой выразительный и грустный, – перед тем, как уйду в мир грез.

Затем он положил мне на плечо свою руку и добавил:

– А тайна заключается в том, что я лично видел Воланда и его свиту…

– Бедный Булгаков, – подумал я в ту минуту, – он сошел с ума от своих фантазий! – Я был однозначно убежден в помутнении его рассудка. Впрочем, вы ведь тоже считаете, что я сумасшедший, не так ли, Александр Иванович?

От такого внезапного вопроса Ерошкин вздрогнул.

Рохальский слегка улыбнулся и продолжил:

– Когда я уходил, Михаил Афанасьевич долго держал меня за руку, видимо, чувствуя, что мы с ним больше не увидимся, и наконец сказал:

– Мне кажется, Петя, что ты скоро получишь подтверждение моим словам.

Последней фразой были слова из его будущего романа: «Поверь хотя бы в то, что дьявол существует…»

Я вернулся к себе домой озадаченным и расстроенным состоянием здоровья моего дорогого друга. Я даже намеривался, посоветовавшись с Катаевым, пригласить к Михаилу Афанасьевичу на выходные дни опытного московского врача Никольского. Однако через два дня, возвратившись к себе на квартиру в полночь, я обнаружил там незваных гостей, увидев которых, едва не лишился рассудка сам.

– И кто же это был? – иронично поинтересовался Ерошкин.

– Вы напрасно смеетесь, Александр Иванович, – строго сказал хозяин. – Это и был Воланд со своей свитой, сошедший со страниц романа Булгакова. Он предложил мне написать его портрет, взяв с меня слово, что картина никогда не будет демонстрироваться публично и не покинет пределы моей ленинградской квартиры…

– Вы хотите сказать, что он заранее знал о вашем возвращении в Ленинград? – внешне стараясь держать себя в рамках приличия, но в душе считая старика окончательно свихнувшимся, спросил подполковник, а про себя подумал с изумлением: «Я задал ему вопрос о Воланде так, как будто он и в самом деле существует. Нет, с этим Рохальским определенно можно и самому с катушек слететь…»

– Разумеется, – ответил старый художник. – Воланд знает все. И на Земле, и во Вселенной все находится в его власти.

Ерошкин не выдержал и выразительно хмыкнул:

– Так уж и все…

– И я боюсь, – старик очередной раз начал впадать в состояние панического страха, – что утрата картины и сегодняшний разговор мне дорого обойдутся.

– Успокойтесь ради бога, Петр Константинович, успокойтесь. В обиду мы вас никому не дадим. А картина ваша, я думаю, скоро найдется. Это все-таки не иголка в стогу сена, – желая успокоить Рохальского, убежденно проговорил Ерошкин. – А теперь давайте-ка лучше поможем моим сотрудникам составить полный список украденных вещей и разобраться с вашей сигнализацией. Надеюсь, в ближайшие дни мы сумеем выйти на след преступников.