Густав Майринк: Экспонат

— В этом парке и в этих вязах есть что-то жуткое, — прошептал Отакар Донал, — ты только посмотри, как зловеще вырисовывается хищный профиль Градчан на фоне неба. И эти освещенные бойницы Г рада! Поистине, странные ветры веют здесь, на Малой Стране! Как будто все живое, страшась затаившейся смерти, ушло глубоко в землю. У тебя никогда не возникало чувства, что в один прекрасный день этот призрачный образ вдруг растворится как видение, fata morgana, что вся спящая, съежившаяся здесь жизнь пробудится каким-то апокалиптическим зверем для чего-то нового и ужасного?! Смотри, там, внизу, белые дорожки из гальки — как вены…

— Ладно, пойдем, — торопил Синклер, — у меня и так колени подгибаются; сюда — возьми у меня план дома…

Дверь легко открылась, и оба оказались на кирпичной лестнице; смотревшее в круглые окна темное звездное небо едва-едва освещало ступени.

— Не зажигай, свет могут заметить снизу — из садового домика. Слышишь, Отакар! Держись за меня…

— Осторожней, здесь сломана ступенька… Дверь в коридор открыта… сюда, сюда — левее.

Они стояли в какой-то комнате.

— Только не шуми так!

— Это не я: двери сами захлопываются.

— Придется включить свет. Боюсь что-нибудь опрокинуть, кругом столько стульев.

В это мгновение на стене сверкнула синяя искра и послышался чей-то вздох. Или это был не вздох?

Тихий скрежет, как будто кто-то скрипел зубами, проникал, казалось, из-под пола, из всех щелей и стыков комнаты.

На секунду снова мертвая тишина. Потом, медленно и громко, хриплый голос начал считать: «Раз — два — три…»

Отакар Донал вскрикнул и, как безумный, стал чиркать спичками, которые ломались, так как его руки ходили ходуном. Наконец — свет. Свет! Приятели смотрели друг другу в белые, как мел, лица: «Аксель!»

— …че-е-етыре — пять — шеесссть — се-е-емь…

— Зажгли свечу! Быстро, быстро!

— …восемь — девять — де-е-есять — одиннадцать…

В стене было углубление, что-то вроде ниши, в его потолке торчал медный прут, на котором висела белокурая человеческая голова. Прут проникал в самую середину теменного бугра…

Шея была замотана шелковым платком, из-под него виднелись два красноватых легких с трахеями и бронхами. Внутри ритмично пульсировало сердце, обмотанное золотой проволокой проводов, тянувшихся по полу к небольшому электрическому аппарату. По туго наполненным артериям кровь из двух тонкошеих сосудов поступала вверх.

Отакар Донал укрепил свечу на маленьком подсвечнике и, чтобы не упасть, вцепился в руку своего друга.

Это была голова Акселя, с красными губами и здоровым, розовым румянцем на лице. Широко раскрытые глаза с каким-то жутким выражением неподвижно смотрели на увеличительное стекло, укрепленное на противоположной стене, которая была украшена туркменским и киргизским оружием и коврами. Причудливые узоры восточных орнаментов.

Множество препарированных змей и обезьян в странных, неестественных позах. лежало в комнате вперемешку с книгами.

На стоящем в стороне столике в стеклянной ванне, наполненной синеватой жидкостью, плавал человеческий желудок.

Гипсовый бюст Фабио Марини серьезно взирал с постамента.

Друзья утратили дар речи: как под гипнозом, они не могли отвести глаз от сердца этих кошмарных человеческих часов, которое билось, как живое.

— Ради Бога — прочь отсюда — я теряю сознание. Будь проклято это персидское чудовище!

Они повернулись к дверям. И тут снова жуткий скрежет — это инфернальный экспонат скрипел зубами!

Потом сверкнули две синие искры и увеличительное стекло отразило их в мертвые зрачки.

Рот открылся — неуклюже высунулся язык — изогнулся за передние зубы — и захрипело: «Чет-ве-ррр-ть».

Рот закрылся, и лицо снова застыло, глядя прямо перед собой.

— Кошмар!! Мозг функционирует — живет!.. Прочь — прочь отсюда… на воздух! Свеча — захвати свечу, Синклер!

— Ну, открывай же, ради Бога, — почему ты не открываешь?

— Не могу, там — там… смотри!

Вместо ручки в дверь была вделана человеческая кисть; белые пальцы трупа — на безымянном тускло блеснуло знакомое кольцо — вцепившись в пустоту, окоченели в последней судороге.

— Вот, вот возьми платок! Что ты боишься — ведь это рука нашего Акселя!

Они снова стояли у входа и оторопело смотрели на дверь, которая медленно и как-то задумчиво закрылась на защелку.

Укрепленная на ней черная стеклянная табличка гласила:

Доктор Мохаммед Дараш-Ког

анатом

Пламя свечи беспокойно металось: ветер гулял по кирпичной лестнице.