– Все. Можете садиться, – она разделила стопку тетрадей на две, – Оля, Катя, раздайте.
Две одинаковые девочки – невзрачные, с жидкими косичками – медленно двинулись по проходам. За партами зависли одноклассники. Мальчиков больше, чем девочек: физико-математический класс.
– Ребята, прежде всего, я хочу предупредить вас. В полиции уже всё знают. Тот, кто этим занимается, должен, признаться. Сам. Тогда всё будет намного проще. И наказание, наверное, смягчат. Если оно вообще будет.
Дети застыли. «Что у них на уме?», – раздраженно думала она.
Девочки вернулись на свои места – в разных концах класса.
– Вы подумайте, – она немного хрипела. – Нехорошо ведь.
Взлетела красная ладонь.
– Оля?
– Анастасия Николаевна, это люди делают?
– А кто?
– Не знаю, – прошептала Оля. – Но мне страшно. Я вчера весь день одна была. Так к нам раз пять звонили. Это конец света, да?
– Что ты говоришь такое? – учительница украдкой щупала подол своего платья под столом. – Вот, видите, ребята, какую хулиганы разводят паранойю. Поддаваться не надо. Всё у нас хорошо.
Гена возвращался после смены. Он жил в однокомнатной квартире на пятом этаже в доме без лифта. Ноги казались чугунными чушками. Он еле поднимал их, карабкаясь по лестнице. Площадки тонули в болезненном, мутном электричестве. Гена смотрел на двери, на тени в углах, чтобы удостовериться, не скрывается ли там звякалка, чтобы поймать тварь с поличным. Но было пусто.
В квартире пахло семечками. Утром, когда жарил яичницу, нечаянно пролил масло на пол. Вытер кое-как. Поэтому на линолеуме возле плиты было скользко.
Он аккуратно обошел это место. С шумом открыл рассохшуюся форточку. В комнату влетел заморозок – промозглый ноябрьский ветер.
Гена стащил колючий свитер и бросил его на стул.
Обои в кухне ещё с девяностых годов, бумажные, с бледными разводами, уже порядком драные во многих местах отставали от стен. По полу ползала сонная муха, она тыкалась в плинтус, пытаясь найти место, где уснуть.
В матовом плафоне над столом покоились десятки её сородичей, похожие на изюм.
Гена взял со стола недоеденную, уже сухую корку хлеба и начал её жевать.
На предплечье синела армейская татуха.
Настроение было сносное. Завтра, перед сменой, они вместе с Анастасией Николаевной собирались на праздничную ярмарку. Власти обещали салют.
Вдруг в прихожей звякнуло. Гена сглотнул: «Опять начинается».
Он тихо опустился на пол и медленно подполз к окну. Выглянул – у подъезда никого. Только слепой фонарь подсвечивал пустоту.
Двинулся в прихожую. Свет он включать не стал. В выпуклый глазок просматривалась дверь напротив – богатая, обшитая кожей, с большим импортным замком. В соседней квартире жил заместитель мэра по вопросам ЖКХ.
Спину холодило. Парень отвернулся от глазка. «Что за дела?» – думал он, наполняясь мороком. – «Нельзя так».
Потом, на всякий случай, вновь посмотрел в дырку, зажмурив один глаз, как снайпер. Никого. И тут неожиданно, да так, что сердце ухнуло и застучало в горле, раздался протяжный звяк – «дзыыыынь». На руках Гены, рабочих сильных руках, волосы поднялись, как кошачья шерсть. Он потянулся к телефону.
***
– Маленькие паразиты, – шипела учительница математики. – Никто не сознаётся.
– А вы детектор попробуйте, – вставил Никита. Он сидел с подвязанной щекой – лез зуб мудрости.
– Ты шутишь что ли? – не поняла Анастасия Николаевна.
Гена дымил у окна:
– Я так с ума сойду…
– Да, что ты, в самом деле! Это просто какая-то хитрая технология! Наверняка они научились контролировать систему, – предположил Никита, – через комп. –Он закрывал рот рукой, которой придерживал больную челюсть, поэтому голос его звучал глухо.
– Какую систему?! Ты чего?! Это же дверные звонки! И почему тогда этих хакеров долбанутых ещё не поймали? – вскинулся Гена.
– Потому, что в полиции долдоны работают, – учительница хлопнула себя по коленям.
Парни с интересом посмотрели на неё.
– Ладно, – она махнула рукой. – Давайте я картошки пожарю, что ли?
На исторической улице пахло шашлыком. Дым поднимался от мангалов, от сковородок, на которых жарили блины, от самоваров, от красных, развязных ртов. Над площадью, с бронзовым городским головой в центре, парило. Продрогший музыкант играл Шуберта на старинном рояле. Люди обходили его стороной.
Разгоряченные скоморохи из ДК «Химиков», «Строителей» и «Металлургов» танцевали и пели псевдонародное для химиков, строителей и металлургов.
Читать дальше