Бентли Литтл - Господство

На Диониса было больно смотреть. Он начал разлагаться, плоть на его огромном скелете начала сжиматься, под кожей лопнули капилляры, оставив на ней цветные разводы в виде цветов, похожих на татуировку. Его лицо теперь все время менялось. В какую-то секунду он был больше похож на Диона, а уже в следующую на бога.

— Время кончается, — сказал он, и хотя его голос был громким, но прежний повелительный тон исчез. В нем появилась какая-то загадочность, уязвимость. — Все... случилось... слишком быстро. Быстрее, чем должно было.

Пенелопа кивнула.

— У меня должен был быть в распоряжении по крайней мере год.

Она откашлялась.

— Я знаю.

— Сезон уже кончился.

Он умирал. Хотя бы в этом последователи Овидия оказались правы. Процесс распада начался, и теперь он не остановится. Дионис был одновременно и палачом, и жертвой.

— Я знаю, почему вы здесь, — сказал он, обращаясь к ней. Затем посмотрел на Кевина. — Вы оба.

— Дион, — тихо произнес Кевин.

— Его больше нет. — Он протянул руку за дерево и извлек огромный мех с вином. — Чертовски хочется пить. — Поднеся мех к лицу, Дионис рывком открыл его. Вино хлынуло в рот, проливаясь на подбородок и грудь. Он тяжело вздохнул, видимо, удовлетворенный, и сделал несколько шагов вперед. Затем скорчил гримасу, сконцентрировался, и в воздухе сразу что-то задрожало и замерцало. Его кожа стала глаже, мускулы рельефнее, татуированные разводы побледнели.

Он направился к ним, не отрывая глаз от груди Пенелопы. Она ощутила, как в ней поднимается желание. Несмотря ни на что. Она знала, что его нужно убить, но одновременно ей хотелось быть беременной его семенем.

Как будто прочитав ее мысли, он улыбнулся и тихо, насколько мог, произнес:

— Да.

Она слабо покачала головой.

— Нет.

Он повернулся к Кевину.

— Как хорошо, что вы оба здесь. Я люблю вас. Обоих.

— Мне всегда казалось, что с тобой что-то не так, Дион, — проронил Кевин.

Печаль пробежала по лицу бога. И что-то еще. Появилось какое-то чисто человеческое выражение, совершенно неуместное для такой огромной махины. Его губы дрогнули, он собирался что-то ответить, наверное, возразить, но затем его лицо сморщилось, и он замолчал.

Пенелопа почувствовала, что ей плохо. Дион не умер, он все еще присутствовал в нем.

— Но может быть, удастся как-то разорвать цикл, — проговорил бог. — Это ведь новый мир. Я имею в виду для меня. Старые законы здесь не действуют. — Он снова улыбнулся. — Ты можешь меня возродить, тогда я никогда не умру.

Она покачала головой.

— Я возьму тебя...

— Это не поможет.

Он подошел к ним и поднял ее, приблизив к своему лицу. Пенелопа не сопротивлялась. Дионис держал ее долго и все смотрел в глаза, а затем коснулся ее груди своим огромным языком. Он был одновременно и шершавым, и слизистым, и клейким.

У нее вдруг появилась сила вырваться из его ручищ.

Его очень удивило, что она осмелилась попытаться это сделать и что ей это удалось. Пенелопа упала в грязь у его ног, но быстро вскочила на ноги.

— Я могу возродить остальных богов, Зевса, Гермеса и... любого. Но тебе я ничем помочь не могу.

— Нет, можешь, — выдохнул он горячо.

— Я не хочу делать этого.

— Ты должна. — В его лице поровну смешались гнев, решимость и похоть. — Я заставлю тебя сделать это.

Холбрук был прав. Эти существа не боги. Скорее всего монстры, но уж никак не боги.

"Но достаточно ли он ослабел, чтобы я могла с ним справиться?"

Она жалела, что выпила только половину бутылки. Надо бы полную. Диониса должны растерзать менады, поэтому шансы у нее, конечно, есть. Но...

А может быть, надо было дождаться, когда это сделают матери? В любом случае это их обязанность. А потом с ними справиться было бы, наверное, проще?

Но в данный момент рассуждать об этом слишком поздно. Задним умом каждый крепок. Конечно, все могло сложиться иначе, знай она прежде то, что знает сейчас. Назад хода нет — только вперед.

Она закрыла глаза и заставила себя сделать шаг навстречу ему, приказав себе стать разгневанной. Теперь она ощущала только гнев. В ней проснулась менада, и пришло время действовать. Действовать как менаде.

Пенелопа устремила руки к низу его живота.

Действовала она инстинктивно, ее рациональное мышление ушло куда-то вглубь, потонуло в тумане свирепости. Ее ногти коснулись его плоти, она вцепилась в нее и начала безумно рвать, чувствуя ободряющее тепло крови, слыша сладостные звуки боли. Обеими руками она сжала его гигантские гениталии и... была немедленно отброшена далеко назад, к одной из хижин. Пенелопа упала во взбаламученное грязное месиво и долго оставалась лежать, пока оно не стало снова гладким, как черное зеркало.